Сью Таунсенд - Адриан Моул - Годы прострации

— С тех пор как я на химиотерапии, у меня пропала способность принимать какие-либо решения, — сказал я.

Георгина, желая помочь, воскликнула:

— Ади, тебе выпал шанс обзавестись волосами, о которых ты мечтал всю жизнь!

— Примерьте образцы, если хотите, — предложил Далтри.

Первым я примерил черный парик с пробором сбоку, в нем я походил на китайского хипстера. Второй был блондинистым и кудрявым.

— Сними немедленно, — приказала Георгина, — а то мне чудится, что я вижу перед собой одного из братьев Маркс, самого придурковатого [69] Братья Маркс — знаменитые американские комики эпохи немого кино. .

Третий, мышиного цвета и едва покрывавший череп, и париком-то было трудно назвать.

— Что ж, англосаксонскую линию вы всю перепробовали, — подытожил Далтри. — Хотите взглянуть на парики для «людей в цвете»?

— Почему нет, — согласился я.

Задумчиво поглядев на меня в черном парике с тугими кудряшками, выполненном, как выразился Далтри, по «восточным лекалам», мастер сообщил:

— В принципе, мы можем подбирать подходящий цвет и длину, но только в строгом соответствии с государственным стандартом.

— А вы делаете прическу как у Бориса Джонсона? [70] Борис Джонсон (р. 1964) — политик-консерватор и мэр Лондона, избранный на эту должность в 2008 г. — оживился я. — Думаю, это меня бы устроило.

— Вы требуете невозможного, мистер Моул, — покачал головой Малкольм Далтри. — Если вам по сердцу стиль интеллектуальной знаменитости, обращайтесь к частному производителю.

Мы ушли, так ничего и не выбрав, — не хотелось производить впечатление людей настолько обнищавших, что они не могут позволить себе заказать парик у частника.

На улице Георгина сказала:

— Давай-ка наведаемся в «Побалуй себя» к Лоуренсу? Он наверняка посоветует что-нибудь стоящее.

Вернувшись в Мангольд-Парву, мы припарковались у салона. Лоуренс, развалившись в кресле перед зеркалом, читал «Вог». Миссис Льюис-Мастерс сидела под сушильным колпаком; бигуди, сплошь покрывавшие ее голову, были размером с канализационную трубу. Она читала «Деревенскую жизнь». Вместо приветствия старая дама приподняла бровь.

Георгина и Лоуренс бросились друг другу на шею.

— Где ты пропадала ? — пропел Лоуренс.

— Дома, — улыбнулась моя жена, — сама мыла голову, сама подравнивала волосы.

Лоуренс воздел свои жилистые руки в утрированном испуге:

— Плохая девочка! Знаю, у тебя сейчас бабла не густо, но на прическе нельзя, нельзя экономить!

Георгина объяснила, зачем мы пришли.

Лоуренс схватил меня за руку:

— Слыхал, что ты теперь на химии. — Затем он усадил меня в кресло, в котором только что сидел, встал сзади и посмотрел на мое отражение в зеркале. Взъерошив редкие кустики волос на моей голове, он заявил: — Можно пойти ва-банк и сбрить все к чертям собачьим. Что от них толку, сам подумай? Ни вида, ни блеска.

— Мне нравятся бритые головы, — вставила Георгина.

Перспектива лишиться последних волос меня не вдохновляла, но жена настаивала:

— Ади, ты каждый день в душе теряешь их целыми пучками. И, если слив засорится, придется вызывать сантехника, а это стоит недешево.

Пока я колебался, Лоуренс пригласил в соседнее кресло миссис Льюис-Мастерс и принялся снимать с нее бигуди.

— Люди пустыни, — сообщила старуха, — почитали лысину как признак мудрости и мощной сексуальной потенции.

— Ладно, Лоуренс, сбривай, — сдался я.

Пока парикмахер сушил феном волосы миссис Льюис-Мастерс, я листал брошенную ею «Деревенскую жизнь», и вдруг с разворота с фотоотчетом об Охотничьем бале в Бельвуаре на меня глянуло улыбающееся, счастливое лицо Георгины — я аж вздрогнул. Она стояла под ручку с «достопочтенным Хьюго Фэрфакс-Лисеттом» в окружении других саблезубых охотников, поднимавших бокалы с шампанским. Они словно поздравляли Хьюго и Георгину с помолвкой. Я показал журнальную страницу жене.

— Я же тебе рассказывала, забыл? — рявкнула она.

— Почему же, отлично помню. Ту ночь я как раз провел в больнице после очень неприятной, болезненной биопсии.

Георгина понизила голос:

— Хьюго не с кем было туда поехать. В последнюю минуту его предполагаемая спутница отказалась.

— Я не виню тебя за то, что ты туда поехала. Но почему ты выглядишь такой счастливой ? Ты же говорила, что тебе там страшно не понравилось, что тебя тошнило от «шайки придурков», которые наперебой хвастались тем, как они измывались над беспомощными лисами.