Сью Таунсенд - Адриан Моул - Годы прострации

После обеда Бернард повел Грейси в лес, где уже распустились колокольчики. Я лег в постель и заснул, обнимая подушку Георгины. Проснувшись, обнаружил на кухне банку с поникшими колокольчиками, а Бернард сообщил, что международные финансы упали еще на 3 процента и финансовые эксперты предрекают массовую безработицу и увеличение числа бездомных по причине ипотечного краха. Эту речь Бернард произнес так, будто говорил на иностранном языке.

Мать отвела Грейси в школу, вернулась и отвезла меня в больницу на терапию. Когда мне поставили капельницу, она сказала:

— Умираю, есть хочу. Пойду в буфет за бутербродом с сыром.

Из буфета она явилась без двух передних зубов, признавшись, что вонзила зубы в хлеб «с необычайной силой». Из больницы она позвонила в государственную поликлинику, чтобы записаться на прием к мистеру Литтлу, но в регистратуре ей сказали, что он умер четыре года назад.

Прикрывая рот рукой, мать настаивала:

— Мне нужно срочно к врачу.

— На три часа к мистеру Стеджену вас устроит?

По парковке мать передвигалась очень быстрым шагом:

— Не могу показываться на людях, пока мне не поставят зубы на место.

— Мама, твоя реакция чрезмерна.

Но, когда она убрала руку ото рта, чтобы завести машину, и, повернувшись ко мне, улыбнулась, я испытал почти что шок. С зеленым лицом благодаря солнцезащитному козырьку того же цвета, с растрепанными волосами, морщинистыми губами курильщицы и недостающими зубами она походила на Гингему, злую ведьму Запада.

Позвонил мистер Карлтон-Хейес с вопросом: не поможем ли мы с Бернардом рассортировать оставшиеся книги, до сих пор хранящиеся на складе. Я сказал, что завтра утром мы в его распоряжении.

Бернард, слушавший наш разговор, потер руки:

— Черт, неужто мы наконец доберемся до этих лакомств, цыпленочек? Жду не дождусь.

Посещение склада он предвкушал так, как другие мужчины предвкушают поход в стриптиз-бар.

В моей голове часто мелькает мысль, что отношения Бернарда с книгами нельзя назвать здоровыми. Сдается, он подменил секс литературой и порою путает одно с другим.

Я никогда раньше не бывал на складе. Там стояли рядами огромные контейнеры. В некоторых было столько добра, что, казалось, его хватит, чтобы обставить целый дом. Один контейнер был заполнен манекенами в человеческий рост, застывшими в самых разнообразных позах, а другой доверху забит старыми газетами.

Мистер Карлтон-Хейес с Лесли уже трудились, методично раскладывая книги: те, что стоили более 25 фунтов, — в деревянный ящик из-под чая, а те, чья стоимость превышала 50 фунтов, — в небольшую картонную коробку. После того как прибыли мы с Бернардом, работа замедлилась.

— Бернард, — не выдержал Лесли, — у нас нет времени на обсуждение достоинств или недостатков книг. Нам нужно до конца дня рассортировать их по цене.

— Не могу же я просто сунуть их в ящик, не отдав им должное. Ведь они не какие-нибудь неодушевленные предметы, правда?

— Как раз не одушевленные, Бернард, — возразил Лесли. — Они не видят, не думают, не чувствуют, согласен?

Мистер Карлтон-Хейес вставил свое веское слово:

— Я понимаю Бернарда. Каждая книга для меня — словно живое существо. И мне всегда очень не нравилось, когда книги запирают в темном шкафу.

Мы сделали перерыв на обед и отправились в отель «Кларендон» выпить. Естественно, разговор зашел о книгах и книготорговле, у каждого нашлось чем поделиться, и в общем беседа получилась из разряда «о королях и капусте» [75] Аналог русскому «в огороде бузина, в Киеве дядька» и, разумеется, отсылка к известному рассказу О’Генри. . И когда я сказал об этом, все засмеялись. Давно, очень давно мне не было так хорошо.

Когда мы шли обратно на склад, я, толкая коляску мистера Карлтон-Хейеса (который, казалось, усыхает с каждым днем), рассказал ему про Георгину и Хьюго Фэрфакс-Лисетта. Он обернулся ко мне:

— Мой дорогой мальчик, это совершенно ужасно. Вы должны отвоевать ее. В коробке с книгами по цене выше пятидесяти фунтов лежит томик Джона Донна.

Бедный мистер Карлтон-Хейес. Неужели он искренне считает, что поэт-метафизик семнадцатого века может конкурировать с поместьем, кроватью под балдахином и сексуальным торжеством смазливого аристократа?

На складе мой бывший босс, порывшись в коробке, извлек «Стихотворения о любви» Джона Донна:

— Это на редкость чувственная поэзия. Когда я был молод, его стихи всегда были у меня под рукой.