Борис Жердин - Ничего кроме правды

Когда Миша играл на пляже, вокруг него собирались огромные толпы народа, и я был уверен, что его исполнительское мастерство – это вершина, к которой я должен стремиться.

Но, когда я впервые услышал, как звучит гитара в руках Семена Батулова, мое представление о музыке изменилось на 180 градусов.

Семен Семенович брал гитару бережно, как грудного ребенка, поглаживал ее, как любимую женщину, нежно-нежно, и потом, склонив голову набок и глядя куда-то вдаль, задумчиво и отрешенно начинал ласкать струны. Да, именно, ласкать своими длинными холеными пальцами. Звуки вытекали из гитары как вода из лесного родника, упруго и плавно, все больше и больше набирая силу. Порой в них слышался плач ветра и перезвон бубенцов.

Цыган начинал петь всегда неожиданно, как будто проснувшись ото сна. Его нежный грудной баритон плавно вплетался в волшебный разговор гитары, то вторя, то отставая немного. И, хотя я не понимал слова, у меня в голове возникали удивительные картины – цыганские костры, кибитки, смуглые гордые люди и кони в свете луны.

Прошло много лет, но до сих пор я с трепетом вспоминаю свой первый урок и своего любимого учителя музыки.

Я проучился у Семена Семеновича три года, исправно выполняя домашние задания и не пропустив ни одного урока. Я перенял у него очень много. Он поставил мне голос, научил исполнять старинные цыганские песни и романсы. Он был первым человеком, кто познакомил меня с цыганской культурой и историей. Я всегда, пока жив, буду вспоминать Семена Батулова с глубочайшей признательностью.

Где ты сейчас мой любимый учитель, жив ли ты еще?

К сожалению, я это не знаю. Наши пути разошлись очень давно.

Дело в том, что в 1963 году Семен Семенович вышел на пенсию, а через полгода его посадили в тюрьму за конокрадство. Да, как это не странно. Видно не выдержала цыганская душа, взыграла кровь, вспомнилось о вольной жизни.

Подробности я узнал позднее. Один колхозник из Молдавии привез продавать в Гомель на базар вино, а конь у него был совершенно необыкновенный, кубанской породы, красавец, черный, как ночь. Когда Семен этого коня увидел, сразу решил украсть, потому что невозможно было удержаться. Даже раздумывать не стал, сразу начал выслеживать. Глаз не мог отвести от вороного, целый день за ним ходил, боялся потерять из вида.

Молдаванин остановился в доме колхозника, спать лег на телеге во дворе, а коня за уздечку привязал к ноге. Двойная экономия: и за койку не надо платить, и за конюшню – так многие колхозники делали.

Ночью Семен перелез через забор, бесшумно открыл ворота, отвязал уздечку, а молдаванин даже не почувствовал, пьяный в стельку был.

Тихонько вывел Семен коня на улицу, а потом вскочил на него и поминай, как звали, никто даже не проснулся. Чисто сработал.

А поймали Семена только через неделю в лесу под Барановичами, да и то по глупости. Вышел к реке, напоил коня, а там участковый на мотоцикле как назло проезжал. «Стой, – говорит, – кто такой будешь? Предъяви документы». Семен растерялся и дает ему сдуру партбилет. А участковый посмотрел и говорит: «Что же ты, товарищ, партийные взносы не платишь, аж с февраля месяца, некрасиво». Семен и вовсе присел: бе-ме, не знает, что сказать.

Одним словом, участковый отвез его в Барановичи в милицию, а там разобрались, и на «черном воронке» в Гомель доставили, прямо в КПЗ. Потом судили. Дали восемь лет, хотя Семен во всем чистосердечно признался. Видно в рецидивисты его зачислили, припомнили переход румынской границы.

Я, к своему стыду, должен признаться, на суде не был. Мама отправила меня на лето в пионерский лагерь. Все узнал только по возвращении. Ох, как жалел. Какого учителя потерял.

Правда, к тому времени я уже, можно сказать, почти что все хорошее перенял у Семена Семеновича, а в пении даже его превзошел. Он это сам признавал: «Мне, – говорит, – Борис, тебя больше вроде и учить-то нечему, быстро ты все хватаешь, как настоящий цыган. Молодец, далеко пойдешь». Но мне, правда, все не так легко уж давалось. После школы уроки сделаю и до полночи сижу с гитарой, репетирую. Бывало, засну, мама тихонько хочет гитару забрать, а у меня руки во сне аккорды еще перебирают.

Короче, достиг я очень высокого совершенства, но не зазнавался.

Соседи попросят спеть – никогда не отказывал. Тогда еще телевизоров в Гомеле не было, вот я и устраивал для соседей такие бесплатные концерты. Меня за это все очень любили, в шутку прозвали Гастролером. «А ну, Гастролер, порадуй душу». А я и рад стараться. Я зрителя люблю, мне приятно людям жизнь украшать.