Борис Жердин - Ничего кроме правды

Кто там стучит? – закричала Люба сквозь сон и только тогда поняла, что капсула проходит сквозь плотные слои атмосферы. Но она даже не успела испугаться, раздался удар и все стихло, а потом открылся люк и она увидела радостные лица людей.

Потом ее везли куда-то, но она ничего не видела, потому что в машине были черные стекла, и ничего не слышала, потому что уши были заложены от перегрузок. Потом ее осматривали врачи, и даже удивились, что у нее вроде все в порядке. А потом пришел академик Королев и у них с Любой был серьезный разговор.

Понимаете, Любовь Давыдовна, – сказал он. – Нам придется держать в секрете ваш полет в космос, потому что Никита Сергеевич, когда узнал об этом даже топал ногами и кричал на меня по телефону.

Люба догадалась, что Хрущеву не понравилось то, что первая женщина в космосе была еврейка, но она об этом не сказала академику Королеву, а во всем согласилась и даже подписала бумагу о неразглашении тайны. Но, надо сказать, что с ней обошлись хорошо, ей оплатили все расходы на дорогу, поезд, суточные и даже дали путевку в Цхалтубо в санаторий военно-воздушных сил. Там, кстати, она познакомилась со своим будущим мужем Левой, подполковником в отставке. А всю эту кинохронику, как Терешкова летела в космосе, они оказывается заранее сняли в павильоне. Мне только обидно, что все цветы и улыбки достались Валентине Терешковой, а моя тетя Люба так и умерла неизвестной.

ПОЧЕМУ Я ЛЮБЛЮ ЦЫГАН

На концертах меня часто просят спеть какую-нибудь цыганскую песню. И я всегда это делаю с удовольствием.

Но ни у кого не возникает вопрос, откуда интеллигентный еврей, уроженец города Гомеля, имеет такой обширный цыганский репертуар, и где вообще научился так хорошо петь и играть на гитаре. Это воспринимается как должное.

Вы, наверное, думаете, что я научился так красиво исполнять цыганские пени в Ла Скала, у самого великого Карузо. Да, у меня действительно редкий голос, необычный стиль. Я виртуозно играю на гитаре, но учился я не в Италии. Боже упаси.

Дело в том, что вся моя юность, можно сказать, прошла рядом с цыганами. Я даже почти два года прожил в таборе. Да, в совершенно настоящем цыганском таборе.

Но я начну все по порядку, потому что это очень интересная история, только наберитесь терпения.

Так вот: и постановке голоса и виртуозности исполнения я обязан одному человеку – скромному бухгалтеру гомельской фабрики бытовых услуг, заместителю секретаря парторганизации, оседлому цыгану Семену Семеновичу Батулову.

Я понимаю, вы несколько разочарованы, и, конечно, удивлены. Но не огорчайтесь. Дело в том, что Семен Батулов не всегда был партработником. До революции он был солистом цыганского таборного хора в Яре, в Москве, и среди поклонников его необыкновенного таланта были такие величины русской культуры, как Шаляпин, Иванов-Крамской и многие другие. О его ярком таланте писали все столичные газеты, особенно после его триумфальных гастролей по Европе.

Он прожил большую и интересную жизнь. В гражданскую храбро сражался в рядах конной армии Буденного, был ранен, некоторое время жил в Крыму. Потом присоединился к табору и пять лет скитался с цыганами. Был арестован при попытке перехода румынской границы. Отбывал срок на Магадане. В Отечественную «смывал свою вину кровью» на передовой, в составе штрафного батальона. Был многократно награжден, вступил в партию и вторично был тяжело ранен уже в конце войны при переправе через Вислу. Потерял слух и окончательно осел в Гомеле, где проходил лечение в военном госпитале. Слух к нему вернулся только частично, но на фабрике бытовых услуг он был на хорошем счету. Участвовал в художественной самодеятельности и был исполнительным работником и хорошим партийцем.

Когда в нашей семье встал вопрос о моем музыкальном образовании, тетя Зина выдвинула, в качестве учителя, кандидатуру Семена Батулова. Она знала его по работе и отзывалась о нем с восторгом: «Такого учителя музыки вы не найдете ни в какой консерватории».

Ходить в музыкальную школу я не хотел ни за что, и с удовольствием уцепился за ее предложение.

Но я должен признаться: я был очень разочарован при нашей первой встрече. Семен Семенович произвел на меня впечатление обычного заурядного служащего. Даже дома он ходил в нарукавниках и ни капельки не был похож на цыгана.

Я пришел к нему в его двухкомнатную квартиру на Крестьянской улице со своей семирублевой гитарой, подаренной мне тетей Любой. Гитара тогда, надо сказать, только входила в моду, и мне не давали спокойно спать лавры Мишки Василевицкого. В его репертуар входили такие шедевры, как «Журавли», «В одном из замков короля», «Если не попал в аспирантуру».