Татьяна Рудина - Продайте мне хоть что-нибудь!

Но она не была ковырялкой. Просто актрисой была. Платье как у всех. Ситцевое страшное синее платье в клетку. А сидит! И волосы шикарные – по пояс коса.

У нас там концерты художественной самодеятельности были каждую неделю – она никогда на них не выступала. Ни разу. Ни разу.

А тут ей срок скостили. С девяти до шести. Адвокат у нее новый появился. И выбил ей. И по трем четвертям – ее на поселение.

Объясняю. Она отсидела три четверти от шести лет. И ей полагалось поселение.

А мне по двум третям – химия. Поселение от химии отличается более легкой работой. И режим не такой суровый. Отмечаться не надо. Там вообще и мужики и бабы в одном месте живут.

Короче – почти свобода.

И перед своим уходом от нас она выступила на концерте. Единственный раз.

Ей сшили очень красивое платье. Постарались. В пол. Из лоскутков. Знаешь, действительно красивое.

Читала она последний монолог из «Чайки».

Слушай, как она читала!..

Как же это было! Боже ты мой!

Аккомпанировала ей девочка, медсестра, которой дали пятнадцать лет. У нее был парень – наркоман. Она вынесла ему несколько ампул морфия.

В первый и последний раз вынесла. Он очень просил – у него ломка была.

Пятнадцать лет. Вот так.

Есть у меня подруга Маша.

Даже с чего начать-то не знаю. Начну с того, что мы с ней с восьмидесятого года. То есть всю жизнь почти, считай. Я даже не знаю, когда мы с ней начали дружить.

Тут надо знать Машу, чтобы понять. Она всегда была человеком вроде как не для дружбы. Без всяких там подружечьих откровений, без сантиментов особых. Да даже и не особых, а вообще без них. Как бы равнодушная.

Деловая всегда была. Первая среди всей нашей компании села за руль.

Мне постоянно говорила: «Если бы столько денег на шмотье не тратила, у тебя бы уже иномарка была». Сама-то она купила себе «Жигули». И иномарка была как бы образом, потому что ни у кого тогда иномарок этих не было.

Я ее не слушала и даже не задумывалась, чтобы сесть за руль. Тогда женщин за рулем были вообще единицы в Москве.

Машка была крутой. И в доме жила крутом, для членов правительства. И знакомые у нее какие-то все крутые были. Хотя слова этого «крутой» еще не было. Слова не было, а она сама такой была. А может, и было слово? Засомневалась. Но не в слове дело. В Маше.

Жила она не на Луне, хоть и в особом доме.

Отец, который был какой-то шишкой, их с мамой бросил. И крутилась она сама как умела. Но она умела!

Одета была как будто из Милана.

А на самом деле сама себе шила брюки клеш из бархатных занавесок. Юбку мини из нескольких ремней, купленных в польском магазине «Ванда». Мама ее вязала ей.

Выглядела она на миллион всегда.

И на нас смотрела как бы немного свысока, так мне казалось, во всяком случае.