Юрий Кривцов - Ванёк-дурак. Поэма

Жил да был один дурак.
Не горшечник, не скорняк,
Не кузнец и не сапожник,
А пропойца и безбожник.
Звали малого Ванёк.
Был он толстый, как пенёк,
Ростом с фигу, конопатый,
Кривоногий да горбатый.
Жил он с мамкой и батянькой,
И младшой сестрицей Манькой
В старом доме у реки…
Раньше было: старики
Ваньку беспощадно драли.
Столько кольев обломали,
Что сложи из них забор,
То в деревне всякий двор
Мог бы быть с тройным забором.
Только к этим уговорам
Наш дурак был нем и глух,
Всё гулял да хлопал мух.
Не хотел Ванёк пахать,
Не хотел и лыко драть.

Не любил вообще трудиться,
А любил лишь материться,
Карасей в пруду удить,
Спать в стогу да бражку пить.
Старики его любили
И до сей поры кормили,
Но всему приходит срок;
Как-то батя занемог,
Восемь дён в жару метался
И на троицу скончался.
Мигом в дом нужда пришла.
Мать Ванюшу позвала:
«Слышь, сынок, с мукою худо,
Глянь, осталось меньше пуда.
Надо Прошку запрягать
И на мельницу езжать.»

А Ванёк валяет ваньку:
«Мать, пошли-ка лучше Маньку.
Нынче ехать неохота.
У меня своя работа.

Надоть червячков копать
Да ворон в саду считать».
Мать его давай стыдить
И, как водится, бранить.
А дурак в ответ икает
Да на всё башкой кивает:
«Будя, мамка, пожалей,
Лучше бражки мне налей».
Рассердилась мать-старуха,
Хвать негодника за ухо:
«Пшёл отседа, чёрт с тобой,
Боле не пущу домой».
Вышел Ванька из дверей
И давай гонять курей,
И ногами их пенять,
И по-всякому ругать.
Мать клюкой ему грозит:
«Чтоб ты лопнул, паразит!»
Он – от матери бегом,
Схоронился под кустом.
Ночь пришла, дурак стучит:
«Мать, впусти, живот ворчит.

Или, слышь, через окошко
Дай мне хлебушка немножко».
Из-за двери еле-еле:
«Хлеба нет, сынок, весь съели».
Мать его хоть и жалела,
Но сдаваться не хотела.
Ванька в дурь – давай орать
И башкою дверь бодать,
Бьёт да бьёт ему не лень.
Только толщиной в сажень
Батя в доме дверь поставил
И на окнах ставни справил,
Крепче коих не бывает.
Но дурак о том не знает.
Так на улице пострел
Ночку всю и проревел,
Поутру угомонился,
Снова к мамке обратился:
«Ладно, мать, зови к обеду,
Каши дай, потом поеду».
Мамка тотчас дверь открыла,
Дурня в горницу пустила.
Ванька в слезы, мамка тоже
Ей сынок всего дороже.
Плачет и сестрица Маня.
Повод есть: вернулся Ваня.
Пусть дурак, но все же свой,
Ненаглядный и родной.
Вот за стол его сажают,
Кашу в миску наливают,
Крынка бражки, хлеб ржаной:
«Кушай, Ваня дорогой».
Сопли локтем вытирая,
Громко чавкая, икая,
Ванька ел и не ругался,
Спору нет, проголодался.
Кончив есть, полез на печь
И завел такую речь:
«Ладноть, запрягайте Прошку,
Я ж пока вздремну немножко.
Только рано не будите,
Не шумите, не сердите.
Видит бог, как я сопрел».

На бок плюх и захрапел.
Как телегу снарядили
И мешками загрузили,
Маня маме говорит:
«Едем сами, пусть он спит.
Ты ведь знаешь, мать, Иван
Глуп как пень и вечно пьян.
Коль поедет он туды,
Не уйтить нам от беды.
Отвечает мама: «Маня,
Не бухти, пусть едет Ваня.
Вот придет пора пахать,
Где нам мужика сыскать?
Коли сын за ум возьмется,
Повзрослеет, оботрётся,
Снова ладно станем жить,
Печь блины и не тужить».
И щипали, и кусали,
И поленом приласкали.
Муху запустили в рот,
Угольком прижгли живот,
А ему всё нипочём
Ишь, свернулся калачом.
Что тут делать, как тут быть,
Как Ивана разбудить?
«Можно в нос засунуть свечку,
разобрать по камню печку,
Вырвать клок из бороды,
А в штаны налить воды,
Не проснётся ведь подлец,
Жаль, преставился отец.