Юрий Прокопенко - Встреча с пришельцем (сборник)

— А директору, а заместителям? — начинают торговаться.

— Ладно уж, — подмигиваю, — для них найдем. Добавлю еще десяток.

Месткомовцы веселеют.

— Вы же сами знаете, — говорю, — на дефицитные спектакли и выставки билеты без нагрузки не продаются. К этим тридцати вынужден дать вам девяносто на ансамбль «Пятнистые косынки».

— Как! Ради одного вернисажа — и так мучиться!

— Ну хорошо, даю шестьдесят. Только из уважения к вашему коллективу, — предлагаю компромисс.

— Моя жена терпеть не может «Пятнистых косынок», — умоляюще смотрит председатель.

— Хорошо. Только для вас и вашей жены — квартет «Золотые сандалии». Вы же знаете, как я к вам отношусь…

И так каждый день, в каждом учреждении. Эти диалоги забирают столько калорий, что их никаким комплексным обедом не восполнишь.

Но самое сложное начинается вечером, когда звонят отовсюду, особенно родственники и знакомые.

— Пять билетиков на вернисаж Комаровского… Ну, хотя бы три!..

Трубка умоляет, клянчит, вымогает, угрожает. Трубка предлагает взамен бразильский кофе и обои под дерево. За билет на вернисаж я могу стать владельцем импортного пиджака под кожу и вне очереди пользоваться услугами модного массажиста.

— Да поймите же наконец! — кричу я в трубку. — Я скромный распространитель! И при всей любви к вам…

Они не верят, они не хотят верить!

— Кстати, — говорит жена, — вокруг выставки Комаровского ажиотаж! А он боялся, что вообще никто не придет.

— Никто бы и не пришел, — отвечаю. — Представь себе, что все билеты бросили бы в кассу. Ты, например, пошла бы смотреть картины какого-то там неизвестного Комаровского? Конечно, нет. А вот когда билеты продают с нагрузкой, как это делаю я… Поэтому и заверил Комаровского, что его полотна, которых я и в глаза не видел, будут иметь успех. И, как видишь, добился этого. Все устроил. Из уважения к его отцу, с которым мы в детстве в один драмкружок ходили…

Я скромный распространитель билетов. Но кое-что все-таки могу!

Десять редакций отказались напечатать мой рассказ. Но одиннадцатая все-таки приняла.

«Начинается! — обрадовался я. — Поднимаюсь на первую ступеньку славы. Надо быть готовым к рукопожатиям, дифирамбам, цветам и всему прочему».

Я шел домой и с гордым видом нес под мышкой добрых полтиража журнала. Конечно, я мог бы закупить и весь тираж (журнал узковедомственный, тираж небольшой), но все-таки неудобно было перед читателями.

Придя домой, я сел у телефона и стал ждать звонков, поздравлений…

Ждал ровно до одиннадцати. Потом открыл телефонный справочник на букве «А».

— Здорово, друг! Ты случайно не подписываешься на журнал «Голос мелиоратора»?.. Нет? А там иной раз попадаются неплохие вещицы. Вот, например, в последнем номере…

Все знакомые от «А» до «Я» твердо пообещали прочитать мой рассказ.

Прошла неделя — ни рукопожатий, ни дифирамбов ни цветов.

Коли говорить откровенно, я по очень-то и обижался на другой. В конце концов, не в каждом киоске и купишь этот самый «Голос».

Отправляясь теперь в гости, я стал прихватывать с собой два-три номера журнала. Посидев часок-другой, торопливо уходил домой, «забывая» журнал у гостеприимных хозяев.

Первые попытки этого мероприятия оказались неудачными. Радушные хозяева, шлепая домашними тапочками, бросались вдогонку и, перехватил меня где-нибудь возле трамвайной остановки, торжественно вручали «забытый» журнал. Но вскоре я научился «забывать» так, что приятели обнаруживали журнал только на второй, а то и на третий день, и причем в самых неожиданных местах.

А поздравлений по-прежнему не было, Цветов — тоже.

«Что за странные люди? — недоумевал я. — Другие на их месте давно зачитали бы журнал до дыр. А этим лень один несчастный рассказ просмотреть».

Я сделал еще одну отчаянную попытку. Пригласил всех знакомых к себе на ужин.

— Друзья! — бодро обратился я к ним. — Пока жена накроет стол, предлагаю вашему вниманию излюбленный журнал нашей семьи — «Голос мелиоратора».

И каждому вручил по экземпляру.

Гости неохотно, без всякого интереса стали листать журнал, разглядывая обложку. По их лицам было видно, что журнал их совсем не интересует, что они с нетерпением ждут, когда же позовут к столу.

Но вот наконец-то рассказ заметили. Одна из газет напечатала рецензию. Убийственную. Критик Некуряк назвал меня окололитературным типом, а рассказ — никчемной серятиной. Редколлегию «Голоса мелиоратора» корил за близорукость, упрекал в отсутствии элементарного вкуса. Он так «избил» меня, что в тот же вечер близкие и знакомые нанесли мне сочувственные визиты.