Пелам Вудхаус - Псмит в Сити

Глаза мистера Бикерсдайка вновь покинули потолок.

— То есть, как? — сказал он.

— Выпейте это, — сострадательно произнес Псмит, протягивая ему стаканчик. — Будьте мужественны, — продолжал он очень быстро. — Время смягчает самые сокрушительные удары. Шок на момент оглушает нас, но мы приходим в себя. Жизнь, которая мнилось нам, утратила для нас всякую радость, мало-помалу перестает казаться неизбывно серой.

Тут мистер Бикерсдайк словно бы хотел что-то сказать, но Псмит, взмахнув рукой, стремительно продолжил:

— Мы обнаруживаем, что солнце все еще сияет, что птицы все еще поют. Все то, что прежде занимало нас, вновь обретает свою притягательность. Постепенно мы выбираемся из топи и начинаем…

— Если вам есть, что сказать мне, — сказал управляющий, — я предпочел бы, чтобы вы это сказали и ушли.

— Вы предпочтете, чтобы я не смягчал дурное известие? — сказал Псмит. — Быть может, вы мудры. Ну, так, короче говоря… — Он взял стаканчик и протянул его мистеру Бикерсдайку. — Товарищ Джексон и я покидаем банк.

— Мне это известно, — сказал мистер Бикерсдайк сухо.

Псмит поставил стаканчик на столик.

— Вам уже доложили? — сказал он. — Это объясняет ваше спокойствие. Ошеломление от шока ослабело и не может вновь усилиться. Я сожалею, что вы оглушены, но это было неизбежно. Вы скажете, что с нашей стороны безумие подавать в отставку, что наше овладение работой в банке безоговорочно обеспечивало нам успешную карьеру в Коммерции. Быть может, и так. Но нам почему-то мнится, что наши таланты принадлежат иным сферам. Товарищу Джексону управление псмитовскими владениями представляется постом, сулящим стремительный успех. Что до меня, то мое призвание — юриспруденция. Я плохой оратор, еще не готовый к публичным выступлениям, но предполагаю обрести доскональное знание законов, которое перевесит сей недостаток. Прежде, чем расстаться с вами, я бы хотел сказать… Могу я говорить и от вашего имени, товарищ Джексон?

Майк внес свою первую лепту в беседу — побулькивание — и вновь погрузился в молчание.

— Я бы хотел сказать, — продолжал Псмит, — какое наслаждение товарищ Джексон и я извлекли из нашего пребывания в банке. Взгляд изнутри на ваше мастерское управление сложным механизмом конторы, которое это пребывание обеспечило нам, было истинным удовольствием, лишиться какового мы никак не хотели бы. Но наше место не там.

Он встал. Майк поспешно последовал его примеру. Когда они повернулись, чтобы уйти, до мистера Бикерсдайка дошло, что он так и не сумел вставить слова об их увольнении. Они удалялись со всеми военными трофеями.

— Вернитесь! — крикнул он.

Псмит остановился и скорбно покачал головой.

— Это недостойно мужчины, товарищ Бикерсдайк, — сказал он. — Я этого не ожидал. Что шок вас ошеломил, было естественно. Но умолять нас изменить наше решение и вернуться в банк — это вас недостойно. Будьте мужчиной. Стисните зубы. Первая агонизирующая боль минует. Время смягчит горе утраты. Вы должны быть мужественны. Идемте, товарищ Джексон.

Майк последовал этому призыву без колебаний.

— Теперь мы, — сказал Псмит, направляясь к двери, — поторопимся на квартиру. Мой отец скоро появится там.

Он оглянулся через плечо. Мистер Бикерсдайк, казалось, погрузился в размышления.

— Так печально! — вздохнул Псмит. — Он, как будто, совсем сокрушен. Однако это было неизбежно. Банк — не место для нас. Превосходная карьера во многих отношениях, но не для тебя и не для меня. Жестоко по отношению к товарищу Бикерсдайку, тем более, что ему стоило столько забот открыть ее передо мной. Однако, думается, преотлично, что мы выбрались из этой дыры.

Мысли Майка обратились к будущему. Сначала Кембридж, а затем жизнь на открытом воздухе, о которой он всегда мечтал. Проблема Жизни, казалось ему, была решена. Он заглянул на годы и годы вперед и не увидел никаких тревог, ну, ни малейших. Рассудок подсказывал, что, вероятно, парочка-другая их может околачиваться там, но думать о них сейчас было не время. Он обследовал будущее и нашел его хорошим.

— Еще бы! — сказал он просто. — Более чем.