Пелам Вудхаус - Псмит в Сити

Мистер Бикерсдайк расстроенно поерзал на своей тахте. Он взглянул на пол. Затем устремил взор на потолок, будто на личного врага. Наконец, он посмотрел на Псмита. Глаза Псмита были закрыты в мирной медитации.

— Ну, хорошо, — сказал он, наконец. — Джексон останется.

Псмит, вздрогнув, очнулся от своих раздумий.

— Вы сказали? — осведомился он.

— Я не уволю Джексона, — сказал мистер Бикерсдайк.

Псмит чарующе улыбнулся.

— Как я и уповал, — сказал он. — Ваш вполне оправданный гнев уступает место размышлениям. Буря стихает, и у вас есть время рассмотреть ситуацию беспристрастно. Начинают просыпаться сомнения. «Не исключено, — говорите вы себе, — что я поторопился, был слишком суров. Кара должна умягчаться милосердием. Я поймал товарища Джексона на ляпе, добавляете вы (все еще самому себе), но использую ли я мое преимущество по самую рукоятку? Нет, восклицаете вы, я воздержусь». И я аплодирую вашему решению. Мне нравится быть свидетелем этого духа мягкой терпимости. Он бодрит и утешает. Что до этих превосходных речей, — добавил Псмит, — мне, разумеется, долее не потребуется искать в них утешение. Я могу отложить их в сторону. Теперь солнечный свет свободен проникать в мою жизнь и озарять ее более обычными путями. Крик разносится окрест: «Псмит вновь стал самим собой!».

Мистер Бикерсдайк ничего не сказал. Разве что можно счесть словами яростное фырканье.

На протяжении следующих двух недель произошли два события, существенно изменившие положение Майка в банке.

Первым было избрание мистера Бикерсдайка членом парламента. Он прошел минимальным большинством среди буйств, необычных даже для Кеннингфорда. Псмит, который отправился туда в день выборов понаблюдать празднование и вернулся со шляпой всмятку, сообщил, что, насколько он может судить, кеннингфордские избиратели находились как раз в том состоянии блаженного опьянения, которое помогало им голосовать за мистера Бикерсдайка по ошибке. Кроме того, в канун выборов обнаружилось, что его противник в отрочестве учился в немецкой школе в Германии, а затем два года провел в Гейдельбергском университете. Эти вредоносные разоблачения произвели заметное впечатление на рьяных кеннингфордских патриотов, которые теперь называли проигравшего кандидата заплетающимися, но убежденными языками не иначе, как «энтот немецкий шпиён».

— Так что, приняв все во внимание, — суммировал Псмит, — думается, товарищ Бикерсдайк попал в лузу.

И газеты на следующий день подтвердили, что он не ошибся.

— Сто пятьдесят семь, — сказал Псмит, читая газету за завтраком. — Не совсем сокрушительная победа. Весьма удачно для товарища Бикерсдайка, думается мне, что я не отправил эти его весьма талантливые речи в «Кларион».

До этого момента Майк никак не мог понять, почему на следующее утро после выволочки из-за чека управляющий послал за ним и сообщил, что изменил свое решение уволить его. Майк не мог избавиться от ощущения, что дело нечисто. Мистер Бикерсдайк отнюдь не выразил удовольствия, что восстановил его. Напротив, тон его был более чем резким. Майк пребывал в полном тупике. На сообщение Псмита, что он спокойно обсудил ситуацию с управляющим ко взаимному удовлетворению, он особого внимания не обратил. И вот теперь свет забрезжил.

— Черт подери, Псмит, — сказал он, — ты пригрозил ему, что пошлешь эти речи в газеты, если он меня уволит?

Псмит посмотрел на него сквозь монокль и взял еще ломтик тоста.

— Я не в состоянии, — сказал он, — в данную минуту припомнить точно, в каких конкретных выражениях велась весьма приятная беседа, которая состоялась у меня с товарищем Бикерсдайком во время нашей случайной встречи в турецких банях под вечер того дня, но, неторопливо обдумав ситуацию на досуге, я невольно ощущаю, что он, возможно, истолковал мои слова именно так. Ну, вы знаете, товарищ Джексон, как случается в таких задушевных разговорах. Вдруг истолковывается что-то превратно. Какое-нибудь случайно оброненное мною слово могло внушить ему упомянутую вами мысль. Слишком много минуло времени, чтобы с уверенностью прийти к тому или иному выводу. Достаточно того, что все кончилось хорошо. Так или иначе, но он взял назад свое решение. Я буду только счастлив, если окажется, что семя, побудившее его изменить свои взгляды, было посеяно каким-либо моим недостаточно взвешенным словом. Предположительно, мы никогда этого не узнаем.

Майк начал было мямлить неловкие слова благодарности, но тут Псмит продолжил свои рассуждения.