— Алло! Алло! Так прочти ее и не задерживай!
— Что прочесть?
— Что прочесть, дубина! Телефонограмму!
— Какую телефонограмму?
— Чорт тебя побери! Глухой ты, что ли? Телефонограмму, которую я продиктовал тебе, балбес!
— Я ничего не слышал, кто-то здесь еще говорил.
— Осел ты, — и больше ничего! Что ты думаешь, я с тобой дурачиться буду? Примешь ты телефонограмму или нет? Есть у тебя карандаш и бумага? Что?.. Нет?.. Скотина! А я что буду делать, пока ты найдешь? Ну и солдаты пошли!.. Ну так как же будешь ты готов или нет? — Готов говоришь! Наконец-то раскачался! Так слушай: «11-й маршевой роте…» Повтори!
— 11-й маршевой роте.
— «Ротному командиру…» Есть?.. Повтори!
— Ротному командиру!
— «Явиться завтра утром на совещание…» Готов?.. Повтори!
— Явиться завтра утром на совещание.
— «В девять часов». Теперь подпись. Обезьяна! Повтори!
— В девять часов. Теперь подпись. Обезьяна…
— Дурак! Подпись: «полковник Шредер». Скотина! Есть?.. Повтори!
— Полковник Шредер скотина…
— Наконец-то, дубина! Кто принял телефонограмму?
— Я.
— А чтобы тебя чорт подрал! Кто это «я»?
— Швейк. Что еще?
— Слава богу, больше ничего. Тебя следовало назвать Дубинским. Что у вас там нового?
— Ничего нет. Все по-старому.
— Тебе, чай, все это нравится? У вас сегодня кого-то говорят, привязывали.
— Всего навсего денщика господина обер-лейтенанта: он у него обед слопал. Не знаешь, когда мы отъезжаем?
— Да, брат, это вопрос!.. Сам старый болтун этого не знает. Спокойной ночи! Блох у вас там много?
Швейк положил трубку и принялся будить старшего писаря Ванека, который свирепо ругался, а когда Швейк начал его трясти, заехал ему в нос. Потом перевернулся на живот и стал брыкаться на постели.
Швейку все-таки удалось его разбудить, и тот, протирая глаза, повернулся к нему лицом и испуганно спросил:
— Что случилось?
— Особенного ничего, — ответил Швейк, — я хотел бы с вами посоветоваться. Только что мы получили телефонограмму, что господин обер-лейтенант Лукаш завтра в девять часов должен явится на совещание к господину полковнику. Я теперь не знаю, как мне поступить. Должен ли я пойти передать ему это сейчас немедленно или завтра утром. Я долго раздумывал: следует ли мне вас будить, ведь вы так хорошо храпели… А потом решил, куда ни шло; ум хорошо, а два лучше…
— Ради бога, прошу вас, не мешайте мне спать, — завопил Ванек, зевая во весь рот, — идите туда утром и не будите меня!
Он перевернулся на другой бок и тотчас опять заснул.
Швейк сел опять около телефона и, положив голову на стол, задремал. Его разбудил телефонный звонок
— Алло! 11-я маршевая рота?
— Да, 11-я маршевая рота. Кто там?
— 13-я маршевая рота. Алло! Который час? Я не могу никак созвониться с телефонной станцией. Что то долго не идут меня сменять.
— У нас часы стоят.
— Значит, как и у нас. Не знаешь, когда трогаемся? Не говорил ты в полковой канцелярии?
— Там ни хрена не знают, как и мы. Не грубите, барышня! Вы уже получили консервы? От нас туда ходили и ничего не принесли. Продовольственный магазин был закрыт.
— Наши тоже пришли с пустыми руками. Зря только панику подымают. Куда, думаешь, мы поедем?
— В Россию.
— А я думаю, что скорее в Сербию. Это мы увидим, когда будем в Будапеште. Если нас повезут направо — так Сербия, а налево — Россия. Есть у вас уж вещевые мешки? Говорят, что жалование повысят. Играешь в три листика? Играешь — так приходи завтра. Мы зажариваем каждый вечер. Сколько вас сидит у телефона? Один? Так наплюй на все это и иди дрыхать. Странные у вас порядки! Ты, небось, попал на должность, как баран на вертеле. Ну, наконец пришли сменять меня. Дрыхай на здоровье!
Швейк действительно сладко уснул на столе у телефона, забыв повесить трубку, так что никто не мог потревожить его сна, а телефонист в полковой канцелярии всю ночь ругался, что не может дозвониться 11-й маршевой роте, чтобы передать новую телефонограмму о том, что завтра до двенадцати часов дня должен быть предоставлен в полковую канцелярию список солдат, которым не была; сделана противотифозная прививка.
Поручик Лукаш все еще сидел в офицерском собрании с военным врачем Шанцлером, который, сидя на стуле, размеренно стучал бильярдным кием об пол и при этом произносил следующие фразы:
— «Сарацинский султан Салах-Эдин первый признал нейтральность санитарного персонала.
Следует подавать помощь раненым вне зависимости, к какому лагерю они принадлежат.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу