Йозеф Лада - Картинки похождений бравого солдата Швейка

Пока суд да дело, наступил август и черешня кончилась. В Праге им какой-то пан советник сказал, что упечет их в каталажку обоих, а пражский адвокат посоветовал простить друг дружку и забрать свои жалобы обратно. Так и сделали. А после как-то встретились в погребке «У Штупартов» и Вомачка говорит Печенке: «Франта, я — баран безмозглый, я на этих адвокатов всю черешню ухлопал да еще снимал ее за свои кровные!» А Печенка прямо взахлеб рыдает: «Я, говорит, Лойза, твой единоутробный брат… Мне этот год тоже в копеечку влетит! Иезус-Мария, что нам дома жены скажут?» Так что осмелюсь спросить, господин обер-лейтенант, вы уже подсчитали, сколько народу тем кормилось, что два дурня в Угржиневси друг другу по морде дали?»

«Сдается мне, Швейк, — обронил Лукаш, — что докторов и адвокатов ты не очень-то жалуешь. И чего они тебе дались?» — «Боже упаси, господин обер-лейтенант, я против них ничего не имею, это я лучше анархистам оставлю… В Либне, господин обер-лейтенант, был Один слесарь, Соукуп по фамилии. Сначала состоял в католической молодежи, а потом, поскольку он рос и развивался, вышел из него анархист. Сажали его так часто, что он через это малахольный стал. И вот говорит нам раз: «Долгов, говорит, делать не могу, никто уже не желает ждать, когда обратно получит. Потому стоит мне раскрыть рот, сразу сажают за оскорбление его величества».

N-ский маршевый батальон 91-го полка получил приказ сменить на позициях батальон какой-то польской части… В кромешной тьме пришли в последнюю деревушку на своей стороне. За ней уже проходила линия фронта. Чтобы в темноте их никуда не занесло, к батальону приставили проводника. Выбрались за деревню и по траншее начали карабкаться вверх, в горку. На вершине холма из-под земли, точно черви, неожиданно стали вылезать какие-то странные фигуры. Офицер, шпыняя вновь прибывших локтем, запихивал солдат в канаву траншеи и приглушенным голосом подгонял: «Лезьте уже, черт бы вас побрал! В каждую дыру столько, сколько там дыр для винтовок. И винтовки сразу суйте в амбразуры! Давай, давай, лезь! Чего ждешь, дерьмо всмятку?!»

Надпоручик Лукаш позвал Швейка и Балоуна, и они все вместе, в сопровождении проводника, отправились в офицерское укрытие — большую и очень глубокую яму. Спустя некоторое время надпоручик Лукаш вышел проверять караулы. Возвращаясь, он услышал, как Швейк говорил Балоуну: «Надо мне ему каких-нибудь досок раздобыть. Больно здесь сыро, мог бы схватить ревматизм! И стружек еще принесу, постелю ему помягче…» Слова Швейка заглушил густой бас Балоуна: «Иезус-Мария! И чем мы здесь только кормиться будем?! Господи боже ты наш всемогущий, сюда ведь даже харчи не подвезти!» Первую ночь Лукаш спал прескверно и утром встал совершенно разбитый. Выйдя из блиндажа, он спустился в овраг к ручейку.

У ручья сидел Швейк и ножом вырезал деревянные фигурки к мельнице, которая уже весело крутилась и постукивала на воде. Увидев надпоручика, Швейк встал, небрежно козырнул и сказал: «Осмелюсь пожелать доброго утречка, господин обер-лейтенант! Так что каждый должен сделать свое жилище поуютней, как писали в журнале «Счастливая обитель». Лукаш спустился вниз и, наблюдая, с какими усилиями Швейк старается придать деревянному чурбанчику подобие человека, невольно произнес: «Sancta simplicitas!», что означает всего-навсего «святая простота». А Балоун так и не смог понять, почему Швейк, спустя десять минут, спросил: «Послушай, неужто вам выдали столько сливовицы, что обер-лейтенант окосел уже с утра?»

Снаружи было опасно, а потому солдаты весь день торчали в своих норах. У Швейка не было никаких дел, кроме как лазить из укрытия в укрытие и обсуждать с солдатами ситуацию. А поскольку он мог кое-что узнать от своего обер-лейтенанта, в окопах это внушало к нему уважение. И вот однажды ротный ординарец залез в окопы с новостью: «Ребята, на рассвете двенадцатая вроде как пойдет в атаку… русских щупать! Должна была идти наша, но я предложил полковнику двенадцатую. Потому она уже и так на ладан дышит…» — «Вот-те клюква, завтра им дадут прикурить! — сказал капрал Рытина. — А полковник, это я знаю точно, он даже носа из блиндажа не высунет!»