Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой

Однажды утром, когда мадемуазель Веточкина отправилась торговать газетами в электричках, я рискнул выйти на улицу. Побрел меж домов, уныло разглядывая желтые собачьи меты на сугробах. Читая эти иероглифы, вышел за околицу и остановился под щитом с надписью «Путь к рассвету». Я с тоской смотрел туда, где, по моим представлениям, находилась Москва, и размышлял, что жизнь моя близится к закату.

Неожиданно мое внимание привлекла крошечная фигурка. Она двигалась по направлению к деревне. Где-то я ее уже видел. Сначала я подумал, что это Анюта, и попытался укрыться за щитом. Но потом присмотрелся внимательнее. Знакомая дубленка. Веточкина обычно щеголяет в тулупе, крест-накрест перевязанном платком. И в валенках. Эта же дама с трудом ковыляла по сугробам. И виной тому – модельные сапожки городской жительницы. Бог мой! Да это же… Это же Маша!

– Машенька! – выдохнул я и ринулся навстречу судьбе. К закату.

Мы замерли посреди поля, как скульптурная группа «Мать и дитя». Я стоял на коленях, а мадам Еписеева гладила мою непокрытую голову руками в шерстяных перчатках. За время, проведенное мной у Афанасия Никитича, она ничуть не изменилась. Только ее синие глаза смотрели теперь куда более ласково и… осмысленно, что ли.

– Ну вставай, а то простудишься, – сказала Маша. – Собирай вещи. Поехали.

– Постой… – задохнулся я, – как же ты меня нашла? Ведь я никому…

Неужели она знает обо всех моих неприятностях?! Как стыдно… Должно быть, в ее глазах я последний трус. А еще обещал защитить ее от динозавра. Но и как приятно, черт возьми! Как же я ей благодарен и как же я… люблю ее.

– Для любящего сердца нет никаких препятствий! – напыщенно ответила мадам Еписеева.

Значит, и она меня любит! Наверняка, выбежав из театра и выбросив мои цветы, Мария сотню раз пожалела об этом.

– Значит, ты на меня больше не обижаешься?

Мария отряхнула с дубленки снег.

– Сначала я очень обиделась, – задумчиво проговорила она и резко добавила: – Все-таки это свинство с твоей стороны – позвал женщину в театр, а сам напропалую принялся кокетничать с какими-то шалавами!

– Да вовсе она не шалава! – пробормотал я. – И не ко…

– Лучше уж помолчи! – отрезала Маша и ухватилась за рукав моей телогрейки. – Так вот, – продолжала она, – вернулась я домой, вся злая, в слезах. День проходит, другой, а ты не звонишь и не звонишь. Ты ведь всегда звонишь, если чувствуешь себя виноватым.

Я энергично затряс головой.

– Вот я и подумала: а может, с тобой что стряслось… Подождала еще денек и позвонила сама. А у тебя никто не подходит. После работы поехала к тебе, а ты и дверь не отпираешь!

– Как? Разве дверь не выбита? – удивился я, вспомнив газетное сообщение о налете на мою квартиру.

– А почему она должна быть выбита? – в свою очередь удивилась мадам Еписеева.

– Ну как же? Меня ведь убить хотели, даже квартиру всю разгромили. Я сам в газете читал. Зачем же я, по-твоему, здесь скрываюсь столько времени?

Машины глаза изумленно расширились. Мы уже миновали дом Афанасия Никитича, но я решил не останавливаться, пока не выясню все до конца.

– А я подумала, что ты просто захотел отдохнуть. Дверь твоя на месте. Никто ее не выбивал… Да и тебя, вижу, пока не убили. С чего это тебе в голову взбрело?

Пришлось рассказать Маше об ограблении, о Мухрыгине и его угрозах. Она с минуту пристально смотрела на меня, подозревая, что я шучу, но, убедившись в обратном, звонко расхохоталась.

– Ну вы… мужики… даете! – с трудом выговорила она. – Один, значит, наплел с три короба про бандитов и про месть, а другой поверил и скрывается в глуши неизвестно сколько времени! Да уж, такого я не ожидала! Мухрыгина твоего давным-давно уволили.

Я покраснел, хотя кое-какие сомнения у меня еще оставались.

– Меня тоже уволили.

– Это я знаю, – отрезала Мария и тут же добавила, чуть помягче: – Вот и хорошо, что уволили. Займешься чем-нибудь дельным. А то что это за работа такая – учитель. Не мужское занятие. Больше для старушек да для девиц незамужних подходит. Хочешь, я тебя к нам устрою? В отель? Секьюрити. – Она поспешно пояснила, заметив, как поползли вверх мои брови: – Охранником. У тебя фактура подходящая.

– Погоди, – отмахнулся я. – А откуда ты знаешь о Мухрыгине? Да и обо мне тоже?

– Ну ты же не дал мне договорить. Про какие-то выбитые двери начал допытываться.

Мы дошли до конца деревни, сделали плавный разворот и зашагали в обратную сторону.