Пэлем Вудхауз - Общество для Генри

— И вообще, — продолжал он, — если человек иногда спит, ты всегда следишь, чтобы он не спал долго. Не хочу порочить твое поистине княжеское гостеприимство, Генри, я отдыхаю у тебя душой, но мой тебе совет: оставь привычку тыкать гостей пальцем под ребра, чуть они немного задремлют. Нехорошо, пойдут пересуды. Впрочем, возможно, я ошибаюсь, и ты сделал это не для того, чтобы дать выход животным чувствам. Да, кажется я вижу, как под твоей непроницаемой маской вскипает речь. Можешь говорить, не таясь. Что тебя гнетет?

— Где Стикни?

— Вот это я как раз могу тебе сказать. За новостями о Стикни ты обратился точно по адресу. Он уехал в Лондон сразу после ланча. Цели у него две — во-первых, положить пресс-папье в надежный банковский сейф, во-вторых, посетить аукцион Сотби, где он, без сомнения, приобретет еще пресс-папье. Непонятная страсть, ты согласен? Если бы тебе или мне предложили пресс-папье, мы бы вежливо хихикнули, сказали: «Спасибо, как кстати, и как вы догадались», но по дороге домой поспешили бы выбросить его в помойку. Стикни же, напротив…

Если у Генри и не выступила пена на губах, он был весьма к этому близок. Когда он наконец обрел дар речи, его манеру можно было назвать не иначе как лихорадочной.

— Перестань говорить!

— Конечно, если ты хочешь.

— Стикни должен мне тысячу фунтов.

— Ты получишь их сразу по его возвращении. Уверен, он вернется, как только в полях забелеют маргаритки.

— Они нужны мне сейчас. Я идиот. Надо было забрать деньги вчера вечером.

— Из-за чего такая спешка?

— Из-за того, что, вернувшись, он застанет в доме пристава.

Алджи должным образом изумился.

— Пристава? Судебного исполнителя?

— Да. По поводу денег, которые я должен Даффу и Троттеру.

Алджи посерьезнел.

— Это очень плохо, Генри.

— Хуже некуда. Стикни обещал купить дом…

— Да неужели! От всей души поздравляю!

— … но мы еще не обсуждали условий. Когда он увидит пристава, то собьет цену на десять тысяч фунтов.

— А зачем ему дом?

— Это обитель его предков. Он — вроде как дальний родственник. Некий Стикни женился на некой Параден. Он прислал мне генеалогическое древо, которое сам составил. Поэтому я его и пригласил.

— Тогда ты можешь торговаться.

— Мог бы, если бы не этот чертов пристав. Возможно, Стикни все равно решит купить дом, но что мне за радость, если я отдам его почти даром? Келли говорит, когда надо торговаться, Уэнделл прижимист, как черт, и эта история с приставом ему как раз на руку. Алджи, что мне делать?

В начале разговора Алджи вылез из гамака, решив, что так будет вежливее. Теперь он в задумчивости ходил взад-вперед.

— Что за человек этот твой пристав? Приличный?

— Что значит «приличный»?

— Может сойти за гостя?

Генри вздрогнул

— Мне это в голову не пришло! Да, с лица он страшноват, но речь грамотная.

— Тогда все просто. Представишь его как моего друга.

— С ума сойти!

— Полагаю, ты все больше и больше радуешься, что уговорил меня пожить в Эшби-холле.

— А он согласится?

— Почему нет?

— Наверное, надо предложить ему десятку.

— Предложи.

— У меня нет десятки.

— Ладно, я поговорю с ним и, если потребуется, пообещаю чаевые чуть позже. Не тревожься. Я сумею его обработать.

Генри от полноты чувств похлопал племянника по спине — заметный прогресс, если вспомнить, что прежде он тыкал его под ребра.

— Алджи, беру назад все свои прежние слова, что ты паразит, чума и наказание Господне.

— И зараза?

— И зараза. Я по-прежнему думаю, что ты должен найти работу и сам заботиться о пропитании, однако сейчас ты по-настоящему меня выручил. Только одно, — сказал Генри, когда они входили в дом, — мне придется посвятить Келли в наш план. Она видела, как пристав вручил мне бумаги. Ты со мной?

— Нет, пойду искупаюсь.

— Иди, купайся, — сказал Генри. — Самой милое дело в такую жару.

Келли в гостиной ставила пластинку на граммофон. Генри, не теряя времени, ввел ее в курс дела.

— Келли!

— Да, милый?

— Пристав.

— Я сама из-за него извелась.

— Не волнуйся, все уладилось.

— Ты убил его и спрятал тело в западном флигеле?

— Ничуть не хуже. Вот сценарий. Уэнделл уехал в Лондон на аукцион Сотби.

— То-то я его нигде не вижу.

— Когда он вернется, я представлю пристава как друга Алджи. Это все Алджи придумал. Обещал уговорить пристава, и я не сомневаюсь, уговорит. Он как-то уговорил меня вложить триста фунтов в его пьесу. Ну, нравится тебе задумка? — обеспокоено спросил он, не видя на ее лице ожидаемого проблеска радости. Лицо оставалось мрачным и напряженным. В юности на утренних спектаклях Генри видел такое выражение у целого зрительного зала, и сейчас ему сделалось кисло.