Пэлем Вудхауз - Без замены штрафом

Судья надел пенсне, долго его поправлял, потом посмотрел на нас и сообщил нам дурные новости:

– Подсудимый Вустер, – сказал он (о, кто сможет описать мои ощущения в этот миг!), – приговаривается к уплате штрафа в пять фунтов.

– Великолепно! – воскликнул я. – Я готов хоть сейчас.

Я был очень рад ликвидировать неприятности с правосудием за столь умеренную плату. Я окинул взглядом море голов в судебном зале и, как на островке спасения, остановил свой взгляд на Дживсе.

– Послушайте, Дживс! – крикнул я. – Есть у вас пять фунтов?

– Не переговариваться с публикой! – остановил меня судебный пристав.

– То есть как это? Должен же я достать деньги! Есть пять фунтов, Дживс?

– Есть, сэр.

– Прекрасно.

– Вы что, друг подсудимого? – уставился на него судья.

– Его покорный слуга, ваша милость.

– Тогда внесите штраф клерку.

– Хорошо, ваша милость.

Судья кивнул головой в мою сторону. В средние века после этого жеста с заключенного снимали восемнадцать тонн цепей и испанские сапоги, наскоро вставляли остатки костей и выпускали на свидание с любящей семьей. Увы, теперь это делается гораздо менее торжественно!

Судья опять надел свое пенсне и грозно взглянул на Сиппи.

– Хуже обстоит дело другого подсудимого, – продолжал судья. – Он совершил нападение на полисмена при исполнении им своих служебных обязанностей. Согласно показаниям полисмена, подсудимый нанес ему удар в область желудка и препятствовал ему выполнять свой долг. Я допускаю, что в день гребных состязаний между университетами Кембриджа и Оксфорда позволительно несколько более развязное поведение, чем обычно, но такое вопиющее хулиганство не может быть оправдано ничем. Посему вышеназванный подсудимый приговаривается к лишению свободы на тридцать дней без замены штрафом.

– Нет, позвольте! Я не согласен, – протестовал бедняга Сиппи.

– Молчание! – возгласил судебный пристав.

– Следующее дело! – бесстрастно объявил судья.

Насколько мне не изменяет память, дело было так.

Раз в году я обычно забываю обо всем на свете и вспоминаю дни прошедшей юности. Это бывает в день гонок между Оксфордом и Кембриджем. И вот в такой день я встретился на улице с Сиппи, как раз напротив «Ампира».

Сиппи выглядел почему-то очень мрачно.

– Берти, – говорил он, когда мы с ним шли к Пиккадилли, – моя душа изныла. (Сиппи считает себя писателем, хотя живет на средства старой тетки, и говорит, особенно если выпьет, высоким стилем.) Я не могу преодолеть свою тоску.

– Что с тобой, дружище?

– Завтра я должен ехать и провести три недели с абсолютными идиотами – друзьями моей тетки Веры. Она желает, чтобы я непременно присутствовал.

– Кто же эти друзья тетки? – сочувственно осведомился я.

– Некие Прингли. Я не видел их с десятилетнего возраста, но сохранил о них самые отвратительные воспоминания.

– Дело скверно. Неудивительно, что ты пал духом.

– Весь мир против меня, – жаловался Сиппи. – Что я могу сделать?

Тогда мне в голову пришла гениальная идея.

– Вот что, старина, – сказал я. – Тебе нужно раздобыть полицейский шлем.

– Шлем? Зачем, Берти?

– Я бы на твоем месте не стал терять даром времени, вышел бы на середину улицы и взял бы шлем у полисмена.

– Да, но там внутри голова. Что мне с нею делать?

– Ну так что же?

Сиппи задумался.

– Я думаю, что ты прав, – произнес он, наконец. – Удивительно, как я сам не подумал об этом. Итак, ты мне советуешь взять шлем?

– Советую.

– Хорошо, я так и сделаю, – согласился Сиппи.

Вот почему я вышел из суда свободным человеком, а Оливер Рандольф Сипперлей, юноша двадцати пяти лет, перед которым открывалась блестящая карьера, по моей вине попал в тюрьму. Я счел своим долгом навестить узника. Сиппи сидел, опустив голову, в камере с чисто выбеленными стенами и с деревянной скамьей.

– Ну, как дела, старина? – соболезнующе спросил я.

– Я разорен, – ответил Сиппи жалобно.

– Ерунда, дело не так уж плохо. Ты очень хорошо сделал, что не открыл своего настоящего имени. Твоя фамилия не попадет в газеты.

– Это мне все равно. Меня беспокоит одно: как смогу я провести три недели у Принглей, находясь в тюрьме?

– Но ты же сам говорил, что не хочешь ехать!

– Дело не в моем хотенье, глупая башка! Я должен ехать. Если я не поеду, тетка начнет меня разыскивать и узнает, что меня приговорили на тридцать дней без замены штрафом.