Борис Ласкин - Друзья и соседи

Вот слушаете меня и опять улыбаетесь, будто всё уже поняли. Но я вам скажу, что вы ничего ещё не поняли.

Приходим в комендантское управление. А там, во дворе, на открытой террасе столовая оборудована. И там, в этой столовой, все музейные работники питаются.

Подходим мы к столику, где профессор ещё с двумя товарищами обедает, и видим, что лейтенант наш тоже с ними. Разговор ведётся про искусство.

Тут я говорю:

— Товарищ лейтенант! Ваше задание выполнено.

Он говорит:

— Хорошо. Доложите профессору.

А профессор видит девушку и говорит:

— Тамара, почему у вас такое испуганное лицо?

Она говорит:

— Я ничего не понимаю, Ростислав Антонович. Меня, — говорит, — сюда к вам под конвоем привели.

Лейтенант спрашивает:

— Каретников! В чём дело?..

Тогда я говорю:

— Мне было приказано найти девушку у окна и доставить её сюда в полной сохранности. Пришёл в музей, нашёл девушку у окна и вот — пожалуйста!

Тут профессор начинает хохотать. Потом с профессором эти двое начинают вместе. А потом девушка моя хватается за голову и падает на первый попавшийся стул. И такое происходит всеобщее веселье, что даже повар из кухни приходит и подключается, хотя ещё и не знает толком, в чём дело.

Смотрю, Тамара встаёт и ко мне подходит.

— Большое, — говорит, — спасибо. Вы, — говорит, — меня приняли за знаменитую «Девушку у окна» кисти великого художника…

Я смотрю на Тамару. Глаза у неё сияют, и я понимаю, что начало уже сделано.

— Вы знаете, — говорит, — товарищ старший сержант, в вас даже влюбиться можно за вашу милую наивность.

Я говорю:

— Это правильное решение. — А сам перевожу взгляд на лейтенанта.

Вижу, лейтенант не смеётся и глаз у него хитро прищурен. Кто-кто, а уж он-то меня отлично знает.

— Ну ладно, — говорит, — а теперь докладывайте, где произведение искусства.

Я говорю:

— Пожалуйста. — И зову товарища, что со мной ходил: — Палыско! Несите сюда картину!

Палыско подходит с картиной и аккуратно ставит её на пол. Я упаковку снимаю, и все видят великое произведение искусства под названием — «Девушка у окна».

Здесь все выражают большое удивление. А больше всех удивляется Тамара. Она слегка даже краснеет и тихо говорит:

— Да, Каретников… Мне кажется, что я в вас рискую влюбиться.

Я говорю:

— Риск — благородное дело.

— Так вы, значит, картину нашли сразу?

— Конечно, — отвечаю, — как пришёл в музей, так и нашёл. Нашёл и приказал Палыско упаковать как следует, чтобы доставить в полном порядке.

Тут профессор встаёт и говорит:

— Знаете, дорогой мой, с вашим чувством юмора вам нужно комедии сочинять.

Я говорю:

— Может быть, в дальнейшем попробую, если время будет.

А лейтенант обращается к девушке:

— Советую вам обратить внимание на старшего сержанта Каретникова.

Вот и весь мой рассказ. Теперь, если имеете желание, пожалуйста, улыбайтесь. А раньше это было ни к чему. Тем более — я вac предупреждал.

Так что живопись, я вам скажу, искусство прекрасное. Сейчас в Москву еду, обязательно зайду в Третьяковскую галерею. А пока что я и на жизнь, можно сказать, смотрю с точки зрения живописи.

Поглядите в окно. Для вас, скажем, это степь, да? А для меня осенний пейзаж. Или вон на столе продукты. Для вас это закуска, а для меня натюрморт. Ясно?

Вот и всё. Разрешите прикурить. Большое спасибо.

По синему небу торопливо бежали лёгкие облака. Упругий ветерок теребил ветки деревьев.

Перегнувшись через перила балкона, стараясь дотянуться до ближайшей ветки, Лена увидела странную процессию. Впереди шла мама — Вера Алексеевна. Рядом бежала Иришка — пятилетняя дочь Лены. А позади тянулась шумная ватага дворовых ребят.

— Что случилось, мама?

Вера Алексеевна остановилась и, угомонив ребят, громко сказала:

— Леночка! Мы сейчас Сергея видели. У этих вот… у Бранденбургских ворот.

— Мама, я сейчас спущусь, — сказала Лена, — подождите. Вы какие-то странности говорите!

Она быстро ушла с балкона и уже через минуту стояла во дворе, окружённая толпой ребят.

— В чём дело?

Вера Алексеевна наклонилась к Иришке:

— Ириша, скажи, кого мы сейчас видели.

— Мама, — спокойно сказала Иришка, — мы сейчас с бабушкой папу нашего видели.

— Кого? Папу?

— Ага. У Никитских ворот.

— Не у Никитских, девочка, а у Бранденбургских, — значительно сказала бабушка.

— Она правильно говорит, — вмешался в разговор Сима Орлов, — кино-то у Никитских ворот… Вот мы его там и видели.