– Я так и думал. А как наш жадный, наглый, грубый и жестокий богач?
– Неважно.
– Я так и думал. А как жена его на трёх машинах, загорелая, молодящаяся, оперированная на лице?
– Выгнал.
– Мирно?
– Отсудила всё.
– А ты почему не женишься?
– Вот поэтому.
– Так у тебя же нечего отсудить?
– Так пока она разберётся… Жалко её.
– А вдруг бескорыстная?
– Есть такие. Но сколько той жизни, чтоб искать? Они же не выпячиваются. И если найду, жалко её, чтоб искать.
– Однако я – возле тебя.
– Ты с детства, тут не перевернёшь.
– Что тебе нужно?
– Ничего.
– Проблемы?
– Никаких.
– Деньги?
– Зачем? Я укладываюсь. Лишние испортят впечатление.
– Поедешь. Увидишь Париж.
– А я уже видел тех, кто видел Париж. Не заметил изменений. У меня тот же вес, что был в десятом классе. Остальное в поликлинике исправляют. Когда не смогут, я скажу.
– Ведь промолчишь?
– Ну, значит, не скажу. Я не люблю лишнего. Всё, что ты видишь, – необходимо.
– Одежда?
– Устраивает.
– Всё вышло из моды ещё до войны.
– Войдёт снова. Я не спешу.
– Дай, я тебе хоть туфли куплю.
– Вполне меня устраивают.
– Очки?
– Тебе хочется, чтоб я был благодарен?
– Устроен.
– Я устроен.
– А выпить?
– Вот ты принёс. А я один не пью. Мне нечего исправлять.
– Ты преподаватель?
– Да.
– Тебе же надо выглядеть.
– Это не от меня зависит. Если они хотят, чтоб учителя так выглядели. Они так и выглядят. А по предмету жалоб нет.
– Тебя всегда любили.
– Кто как. Математика не для всех.
– Хоть что-нибудь прими.
– Всё, что здесь оставишь, будет лишнее.
– Даже слова?
– Да. Особенно слова.
– Я тебя люблю.
– Это лишнее.
– Можно, я постою, когда ты играешь в шахматы? Море здесь…
– Пожалуйста.
– Мне нужно быть возле тебя.
– Иногда – пожалуйста. И не расстраивайся. Вон у тебя какая машина. Не расстраивайся. И прости, что не могу ничем помочь.
– Это ты меня прости, что я ничего не могу дать тебе.
– И я тебя прощаю.
* * *
Двор мой начинает с семи утра кричать и плакать.
Дети и мамы.
Дети травятся, играют в карты, ревут.
– Не бери меня на горло, – кричит мать годовалому штымпу в коляске.
– Ты пошла с десятки, а у тебя был туз.
– У меня был туз?
– У тебя он есть!
– У меня был туз?
– У тебя он есть!
– У меня он есть?
– Он у тебя есть.
– Ты это мне говоришь?
– Тебе, тебе.
– На! Смотри…
– Да. Нет у тебя туза. Да.
– Не хочу я ехать в трёхкомнатную квартиру, я здесь сорок пять лет прожила.
Поехала в трёхкомнатную.
Уехали в Америку.
Уехали в Австралию.
Переехали в Аркадию.
Это уже другой двор.
* * *
По тому, как он плевал, сморкался и икал за столом, было видно, что старается держаться прилично.
* * *
Прекрасно сидеть весь день и смотреть на термометр.
Сразу за ним – море.
За морем – небо.
А за мной – все, кто старше.
Скоро мы тронемся в сторону моря.
Всё увеличивая скорость и не производя ветра.
Вот бы на нас посмотреть!
Движемся лишь по прямой.
И впервые нам плевать на Америку. На Британию. На Россию.
Да кто ж их вспомнит в этом мареве, в этом великом, свободном полёте.
Ни голоса, ни звука. И воздух не забивает рот.
И незнакомых нет.
Всё из людей…
Уходим многоточием…
В красивую тишину падают лекарства, телефонные книжки, блокноты, подарки, поздравления.
Всё не нужно.
Все опоздали.
Съезд знаменитых евреев
(размышления русского человека)
Знаменитые евреи… Съезд у них…
Как отношусь?
С интересом отношусь.
Сложный вопрос…
Знаменитый, конечно, но… еврей…
Но знаменитый, это да…
Но… Хотя и знаменитый… Это не отнять…
Но то, что он… это тоже не отнять…
Если учесть, что он, как говорится, он… то каким бы ни был знаменитым, не знаменитым…
Но всё равно – это он!
Обидно, что знаменитый…
Но то, что это он, – не отнять…
Потому и знаменитый…
Ну, а если знаменитый… ну и что?
Если ты, как говорится, уже он… то знаменитый, не знаменитый… совсем неизвестный… ясность какая-то уже есть.
А знаменитый, тем более, значит, все знают, что ты это он… Да… это ты… да… это он. Да…
Вот что значит знаменитый.
Неизвестный – это значит неизвестно, да или нет…
А знаменитый – это уже точно…
И не спрячешься…
Все евреи похожи на учёных, все учёные похожи на евреев…
Особенно знаменитые…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу