Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

– Касем, мы же заняты… Скажи, дома никого нет.

– Эта дама всегда невпопад является, – пояснил отец. – Обязательно выберет для своего визита такой момент, как сейчас, когда у нас чисто семейные дела… Неизвестно, как ей удалось пронюхать…

После этой тирады мне все стало ясно. Я понял, кто наслал на нас Фаррохлега-ханум. Теперь отец мог быть уверен, что в течение двадцати четырех часов всему городу станут известны мельчайшие подробности про свадьбу и про женихову родню.

Дядюшка обратился к Практикану:

– Это одна из наших родственниц, но она женщина с дурным глазом, несчастье приносит.

В этот момент у дверей прихожей послышались уговоры Маш-Касема:

– Ханум-джан, зачем врать? До могилы-то… Все уехали барчука Пури встречать… Вам бы тоже не мешало на вухзал заглянуть.

И сразу же раздался резкий голос Фаррохлега-ханум:

– Ну-ка пусти, я сама погляжу… Я же слыхала, что они там разговаривают.

Я выглянул из оконца, выходившего к наружной двери, и увидел, как, оттеснив Маш-Касема в сторону, разъяренная Фаррохлега-ханум в своем неизменном черном платье и черном платке ворвалась в дом. С ее появлением в зале воцарилась мертвая тишина. Фаррохлега-ханум бросила в рот засахаренный орешек и изрекла:

– Ну, будем надеяться, что бог благословит. Я слыхала, вам предстоит радостное событие. Эта госпожа, конечно, мать жениха?

– Да, ханум, вы правы, это его мать, – вынужден был ответить дядюшка. – Вы зашли очень кстати… то есть я хотел сказать, что наши уважаемые гости пришли неожиданно… А Маш-Касему мы говорили, что… Словом, мы думали, что это кто-то посторонний. Вот и поручили Маш-Касему чужих…

– Ничего, ничего, не имеет значения, – прервала его Фаррохлега-ханум. Тут она повернула голову к матери Практикана:

– Ханум, да поможет вам бог, такой хорошей девушки во всем городе не сыскать! Добрая, красивая, домовитая, благородная… Кстати, жених-то чем занимается?

Вместо старухи ответил дядюшка:

– Господин занимает пост в уголовной полиции.

– О-о, ну поздравляю, помогай ему бог. А его лицо мне вроде знакомо… Так какой же это пост?

– Ханум, это неуместный вопрос, – отрезал дядюшка.

Асадолла-мирза, чтобы переменить тему, тут же вступил в разговор:

– Да, Фаррохлега-ханум, я слышал, этот бедняга, как его… скончался?

Это была благодатная мысль, так как «траурную даму» больше всего на свете интересовали похороны, поминки и тому подобное. Она тотчас приняла скорбный вид:

– Ах, не время сейчас об этом… Да, бедняжку хватил удар. Знаете, а ведь он был с нами в родстве – дальнем, правда. Поминки состоятся завтра. Неплохо бы и вам показаться. И ага тоже мог бы пожаловать.

Все было вздохнули свободно, но Фаррохлега-ханум без промедления вернулась к свадебной тематике и опять обратилась к матери Практикана:

– А что – отца жениха нет в живых?

– Нет, ханум-джан, сынок еще маленький был, когда он скончался.

– А чем он занимался?

Дядюшка опять выступил от лица будущей родни:

– Он принадлежал к землевладельцам Кума, поместье в Гиясабаде…

Но тут мать Практикана прервала его речь:

– Нет, ага, лучше уж я правду скажу, чтобы не было потом с нас спроса. Его отец вареной требухой торговал.

Дядюшка закрыл глаза рукой, Азиз ос-Салтане, стиснув зубы, издала какой-то нечленораздельный звук. Я посмотрел на отца. Глаза его странно светились. Я догадался, что он безмерно рад всему происходящему, но старается не показать этого.

Все пребывали в полной растерянности, не зная, каким образом заткнуть рот Фаррохлега-ханум. Она же, умело нанеся свой первый удар, видно, решила не давать собравшимся передышки, так как, кивнув головой, сказала:

– Лавочник, значит, был… Ну, это занятие неплохое. Что же тут темнить – торговал, не воровал!

Азиз ос-Салтане бросила на Асадолла-мирзу умоляющий взгляд, как бы прибегая к его защите, заклиная его любым способом обезвредить Фаррохлега-ханум. Однако та не унималась. Оглядев с ног до головы молча сидевшего в уголке Практикана Гиясабади, она заявила:

– А все-таки я вас где-то видела!

Жених уже раскрыл было рот, однако отчаянные знаки дядюшки и Дустали-хана заставили его промолчать. Но Фаррохлега-ханум вдруг воскликнула:

– А, вспомнила! Не вы ли это…

Тут Асадолла-мирза внезапно бросился к Фаррохлега-ханум и, сильно хлопнув ее ладонью по заду, завопил:

– Мышь!… Мышь, будь она проклята!

Фаррохлега-ханум пронзительно взвизгнула, сорвалась с места и кинулась в коридор. Все вскочили. Азиз ос-Салтане и сестра Практикана громко вопили. Церемония приема была нарушена. Пока все растерянно топтались по гостиной, а Маш-Касем с веником преследовал мышь, Асадолла-мирза выскочил в коридор, подхватил под руку Фаррохлега-ханум и прошептал: