Дело в том, что обшивка лобовой части рубки из-за наличия на мостике магнитного компаса выполняется из маломагнитной стали, а она подвержена межкристаллитной коррозии. Поэтому обшивку и разбила волна.
Когда, возвращаясь в базу, шли датскими проливами, многие судоводители снимали фуражки: они-то уже знали о катастрофах восьми судов несколько дней назад.
Вскоре по приходе в базу начались проблемы со здоровьем, вероятно, процесс накопления отрицательных эмоций наполнил чашу терпения организма. Военно-врачебная комиссия флота поставила вердикт — не годен к службе на подводных лодках, годен к службе на надводных кораблях. Тут же последовало предложение — идти старшим офицером отдела эксплуатации технического управления Балтийского флота. Но, видимо, был прав мой первый флагмех Ю. А. Кирюшкин, который записал в моей аттестации: «имеет склонность к преподавательской работе». Так оказался на военно-морской кафедре НКИ.
Как писал один флотский пиит:
И утопив в стакане водки
Остатки детских синих грёз,
Я уходил с подводной лодки
Без сожаления и слёз.
Но, вероятно, он кривил душой — подводницкое остается.
Когда через годы привез студентов 6-го курса на военные сборы в г. Лиепая, довелось принимать швартовые концы своей «С-345» с чувством сожаления и почти без слёз.
Теперь о прозе жизни. На новом месте службы, естественно, возник вопрос о жилье. Его распределял старший морской начальник гарнизона. За многие годы существования бригады строящихся и ремонтируемых кораблей он один на этой должности удосужился получить звание контр-адмирала, имея за плечами семь классов и, впрочем, что немаловажно, войну. На моей прежней службе ни один из командиров бригад первой линии не был удостоен «мухи» — адмиральской звезды. Когда мы с тоже вновь назначенным на кафедру коллегой пришли к нему «бить челом» по поводу жилья, он заявил: «А, наука пришла. Не думайте, что вы такие умные. Когда изобрели высшую математику, я её сразу стал изучать».
Пока мы переваривали этот афоризм, в кабинет врываются две фурии — жены военнослужащих со своими проблемами. Адмирал вскакивает из-за стола с рыком: «Кто, почему…?» Женщины и мы в ступоре. У стола стоит выше пояса — адмирал, а ниже — тело в трусах «а-ля семейная радость» и волосатые ноги. Его штаны в это время гладил утюгом матрос в соседнем кабинете.
Военно-морская кафедра НКИ многие годы организовывала в период летних каникул студенческие дальние шлюпочные походы на веслах и под парусами по Черному морю и рекам региона. Однажды даже вновь проторили путь «из варяг в греки», отправив шлюпки в Калининград по железной дороге, а назад поперёк европейской части Союза. Давно нет военно-морской кафедры, но шлюпочники НКИ разных годов выпуска, уже убелённые сединами, ставшие руководителями крупных заводов, КБ, фирм, деканы, профессора, офицеры ВМФ собираются иногда на нашей водной станции вспомнить былое.
В одном из шлюпочных походов вверх по Днепру, съев в конечной точке похода рыбину около 25 кг весом, отряд двинул назад в город на Буге. Предстоял день Военно-морского флота, его решили отметить в глухом месте. В Запорожском водохранилище нашли тихую бухту Круглик, разбили лагерь, вкопали мачту, чтобы завтра поднять военно-морской флаг.
На многие километры вокруг ни души. Но студент есть студент. После ужина подошла к офицерам «инициативная группа» с предложением сходить в дом отдыха, который они вычислили в стороне от входа в бухту, чтобы купить свежего хлеба. Поколебавшись, командир похода дал «добро». Взяв шлюпочную кису-мешок, тройка двинула напрямик через степь. Путь по буеракам около четырех километров. Часа через два с половиной пришел один, но с хлебом. Доложил, что там находится спортивно-оздоровительный лагерь Запорожского пединститута, в нём 102 девушки, 5 парней и чуть преподавателей. Наши двое задержались там, чтобы вроде бы договориться о поставке нам продуктов их экспедитором. Фактически они остались на танцы.
Шли, естествен но, не в парадной походной форме, а в рваных джинсах, кедах, в спасательных бушлатах с эмблемами «НКИ» и «НИКОЛАЕВ». Предпочитавшие постоянное купание в реке, три недели не видевшие шампуня и расчески, похожие на ирокезов, они насторожили лагерных преподавателей, посему после танцев была устроена поголовная проверка в палатах лагеря. Обнаружив пропажу одной девушки, было организовано прочесывание местности. Нарушитель лагерного спокойствия Саня Бабинцев, блюдя честь дамы, рванул ползком через кусты, но вскоре упал в какую-то яму. Как потом оказалось, в яму ссыпали сажу после чистки дымоходов. В темноте, не разобрав, во что вляпался, он взял курс по звёздам в наш лагерь. Естественно, спать оставалось нам недолго.
Читать дальше