Ведь, в сущности, он был ещё совсем не взрослым Котом; скорее, он себе представлялся большим, сильным и взрослым, но на самом то деле он был совсем ещё Котенком, к тому же совершенно не знавшим кошачьей жизни.
Но орал зато он от души. Так громко, что проходивший рядом с люком палубой выше матрос-дозорный услышал его мяв и спустился к камбузной двери.
Дверь в очередной раз приоткрылась на качке, и дозорный, увидев лежащего кока, бросился к нему, потом, громко крича какие-то слова, которые кот почему-то слышал чаще всего от людей на корабле, убежал, потом снова прибежал, уже не один.
Вместе они вытащили кока из-за котлов и куда-то унесли.
Некоторое время по кораблю гремели команды, звенели звонки и бегали люди.
Потом все успокоилось. Кот тоже как-то сразу успокоился, ведь крики, звонки, команды – это все было правильно, как всегда.
Когда окончательно стихла беготня, Кот отправился спать под трап на мостик – там лучше всего было дожидаться, когда корабль снова проснётся, и снова вестовые откроют кают-компанию….
Днём, когда Кот, как всегда, потягивался на подшивке «Правды», а офицеры уже собирались к обеду, зашедший в кают-компанию Командир почесал кота за ухом, погладил и сказал:
– Вестовые! Котяру накормить от пуза; возьмите у продовольственника консервов рыбных. Надо его за вчерашнее поощрить.
И снова погладил Кота.
Кот так и не узнал, что своим мяуканьем он помог потерявшему сознание Коку, которого той же ночью и прооперировали. Кок сейчас лежал в лазарете, и все рассказывали, какую тревогу поднял вчера Кот.
Да, в общем-то, Коту это было и не особенно интересно.
Но зато он понял слова «рыбные консервы» и «накормить», и это ему понравилось.
Жизнь, в общем-то, удалась.
Яркое августовское солнце в зените, жара и пыль. Иду по просёлочной дороге, проложенной по склону сопки вдоль берега моря. Красивое место.
Брюки ещё с утра напоминали форменные штаны капитана первого ранга, но теперь это обвислая материя, покрытая пылью. Рубашка прилипла к спине. Галстук в кармане.
Я иду к Саньке.
У меня не возникло и мысли подъехать к этому маленькому кладбищу на машине. Это скорее для сериала про «бригаду». Иду издалека и давно. Как долго я к тебе шёл, Саня, почти двадцать лет.
Я и не видел его неживым. На его похоронах меня не было, просторы бороздил…
По словам наших товарищей, все случилось как-то впопыхах и само собой.
По другому поводу уместно было бы сказать «экспромтом», как и сама Сашкина жизнь.
Вид кладбища меня озадачил. Я не сразу понял, чего не хватает в пейзаже, а когда понял, озадачился ещё больше. Все железо на старых участках отсутствовало. В своё время оно сначала превратилось в деньги, потом в выпивку и закуску, потом в навоз…
Удушив в себе эмоции, стараюсь найти хоть какие-нибудь приметы последнего пристанища морского офицера.
Недоумение перерастает в тихую злобу, в том числе и на себя самого.
На ум от позвоночника приходит нелепая мысль.
Осматриваюсь по сторонам…
Вроде вокруг нет никого, кроме пары ворон. Пожалуй, и на всей планете Земля сейчас уже никого нет.
– Шура!? Ты где?
Несколько секунд жду чуда…
Мы бежим по лестнице, прыгая через две ступеньки, домой к Сашке. В глазах прыгают только пуговицы на хлястике его шинели…
Мы несколько суток без схода на берег передавали свою лодку Приморскому экипажу. Соков они из нас попили… много. Но вот новая вводная. Лодка передаётся приморскому экипажу «автоматически», все их тупые замечания устранять теперь им самим. А нашему экипажу сегодня вылететь в учебный центр подводного плавания.
Старпом дал экипажу 40 минут на сбор вещей и перецеловку жён. Мне, холостому лейтенанту, такие приключения только в радость. Все своё всегда с собой. Всегда готов хоть на войну, хоть в отпуск. Однако самолёт-то будет военный! И в нем нет стюардесс с подносами. Значит, придётся тащить все с собой. По сценарию, составленному опять-таки Сашкой, я должен доставить до самолёта банку солёных огурцов (которую надо взять у него дома). Эти огурцы будут крайне необходимы для выживания подводников на борту холодного самолёта.
Сашка – улыбчивый светловолосый парень невеликого роста. Чемпион мира по налаживанию незатейливого военного быта в тяжёлых условиях. Прицепив какую-нибудь «рюшечку-занавесочку», он, как волшебник, умел превращать крашеное железо в родной дом моряка. Впрочем, уют создавался вокруг него и без всяких «рюшечек». В минуты затишья к нему, как магнитом, притягивались люди. У наших начальников частенько возникало желание разогнать эту «банду бездельников» и наказать зачинщиков, но стоило им приблизиться на дистанцию восприятия речи, как их рты растягивались до ушей и они невольно пополняли ряды благодарных Саниных слушателей.
Читать дальше