Михаил Крюков - Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.

Через несколько месяцев возле буровой, чуть не на шляпу сидевшего на керновом ящике Боба, приземлился Ми-2, а потом две с половиной недели на прииске Боба поили коньяком, кормили паюсной икрой, парили в бане и всячески ему угождали. А особенно старалась дородная повариха, приютившая его в своей холостяцкой квартире…

«Малютка», поднятая в тот самый сухой ложок, за квартал сделала годовой план всего прииска!

А может, и вранье это все, легенда. За что купил, за то и продаю. Сам Боб ничего мне об этом случае не рассказывал.

А рассказчик это был просто удивительный. Любая вечеринка, любое застолье с его участием превращались в спектакль одного актёра, причём никому даже в голову не приходило перебить своей историей этот тихий, с длинными паузами монолог бывалого человека. Как я жалею, что не записал тогда ничего на магнитофон! Кое-какие сюжеты ещё помнятся, а вот голос, интонации, детали, в которых, собственно, и заключался основной смысл, совсем забылись. Смех вспыхивал чуть ли не каждые полминуты, но чем таким особенным он мог нас смешить – ну хоть убей, не помню.

Как-то раз Боб заявился к нам в камералку с журналом «Роман-газета» и, небрежно кинув его на стол, как бы между прочим, сообщил:

– Тут мой кореш, Олежка Куваев, роман накарябал… Правда, он все переврал и перепутал, но почитать можно…

Заметив, что всех гораздо больше заинтересовало, сколько бутылок портвейна рассовано у него по карманам, Боб повторил раздражённо:

– Нет, мужики, на самом деле стоит почитать!

А когда наш главный геолог, человек очень практичный, начал ощупывать ладонями круглые бугры, торчащие из-под его плаща, он и вовсе озверел:

– Шесть штук, всего шесть, успокойся, Эдик! Вы что, засранцы, не поняли?! Первая хорошая книга вышла про геологов, а они горлышки считают!

Роман назывался «Территория», все потом им зачитывались, а для меня эта «Роман-газета» стала просто настольной книгой на два десятка лет.

Подробно расспросив в следующую встречу что там Куваев переврал и что перепутал, я поинтересовался у Боба: а чего бы ему самому не написать роман или хотя бы десяток рассказов?

– Пробовал, – грустно ответил он. – Положу перед собой лист бумаги, ручку, сижу несколько часов и пялюсь на них. Столько пикетажек исписал, столько отчётов составил, докладных, рапортов всяких… А тут ни строчки из себя выжать не могу. Раз пять от такой беспомощности в глухие запои уходил… Больше не рискую.

Боюсь пересказывать его истории – это надо было слышать. К тому же, столько людей за прошедшие годы рассказывали мне подобные байки у таёжного костра, в балке у буровой, на устье разведочной штольни, что можно легко ошибиться с авторством. Пожалуй, только одну историю не мог рассказать никто, кроме Боба – просто у меня не было других знакомых, которые бы когда-либо трудились директорами приисков.

Прииск работал нормально – план перевыполняли, уже год не было ни одного серьёзного ЧП ни на производстве, ни в посёлке. И вдруг Бобом всерьёз заинтересовались «органы». Возвращаться на Колыму, тем более под охраной, как-то не хотелось. И в чем подозревают – непонятно. Хотя, с этим-то как раз в те времена было просто: мало ли кому на ногу мог наступить. Одна анонимка – и ты уже лагерную баланду хлебаешь…

Порасспросил Боб знающих людей, собрал всё, что надо в дальнюю дорогу, и приготовился к аресту. Хотя, как к этому приготовишься! Несколько ночей не спал, вздрагивал от каждого шороха…

– Знал бы ты, как я тебе завидую, студент, – как-то заявил Боб за бутылкой вина на моем золотом участке, – вот ты во все горло орёшь, что Брежнев из ума выжил, а у меня аж все внутренности вниз опускаются от страха, оглядываться начинаю… А чего, кажется, в мои годы уж и бояться-то? Нет, пока наше, насмерть испуганное поколение целиком не вымрет, никаких перемен в этой стране не будет. Вся надежда на вас, щенков.

Вызвали, наконец, Боба «куда следует» и дали три дня, чтобы разобраться, почему за последние два месяца постоянно снижается средняя пробность сдаваемой прииском платины.

Это было, как гром среди ясного неба. Десятилетиями добывали здесь платину и каждому мальчишке было известно, что она практически не содержит примесей. Значит, действительно диверсия!

Три дня Боб проверял всю цепочку от драги и промприборов до посылочного контейнера, сам чуть не по зёрнышку перебрал под микроскопом отправляемый металл, но из города сообщили, что проба стала ещё хуже. Двое в штатском буквально ходили за ним по пятам, даже в туалете велели дверь не закрывать, так что если бы ему пришла в голову мысль покончить с собой, то это вряд ли удалось бы сделать.