Андрей Рябов - Где-то в Краснобубенске... Рассказы о таможне и не только

— Меня интересует контрабанда, — веско произнёс Коромыслов. — О том, что какой-нибудь Петя Дураков собирается протащить через границу пару сумок с дешёвыми кофточками или джинсами, можешь не рассказывать. Мы, опера, такой ерундой не занимаемся. Крупная партия наркоты, оружие, антиквариат…

— Антиквариат, говоришь, — задумался Жмых. — Антиквариат…

— Давай, не томи! — не выдержал Крутой Уопер.

Жмых лицемерно вздохнул и закатил глаза.

— Официант! — догадался Коромыслов. — Два пива!

— Три, — тихо подсказал агент Жмых.

— Чего? А… Три пива, официант! Ну!

— Не нукай! — Жмых, он же Супермен Бонд, расправил плечи, откинулся на спинку стула. Дождавшись, пока официант принесёт пиво, Жмых неторопливо отхлебнул из кружки, ещё раз бросил проверочный взгляд по сторонам и выдал сногсшибательную информацию:

— Завтра один пиндос будет картину вывозить.

— В смысле — американец?

— В смысле — пиндос!

— Что за картина?

— Точно не скажу, но денег стоит, у-у-у! Ты столько бабла зараз в жизни не видал!

— А ты видал?

— И я не видал, — согласился Жмых. — Но — слыхал! Такого антика в Краснобубенске раньше не водилось. Я — отвечаю!

— Откуда информашка?

— Сорока на хвосте принесла! — обиделся Жмых. — Меня Виктор Эдуардович тебе помочь попросил. Я тебе уже и звание досрочное, считай, подарил и медаль. А свои источники раскрывать мне нельзя. Это страшные люди. Будет лучше, если ты никогда о них не узнаешь. Поверь старому бродяге Бонду. Да, кстати, раз уж ты собрался уходить, закажи ещё пару кружечек…

Хотя на часах уже стукнуло десять вечера, в кабинете розыскного отдела Краснобубенской таможни горел свет. Сёма Пензюшкин нервно ходил из угла в угол. Альгис Казлаускас, коверкая русские и литовские слова, второй час пытался разучить народную литовскую песню «Ой ты мой дубочек». В песеннике было указано, что про дубочек положено петь протяжно. Казлаускас чётко следовал инструкции, в связи с чем у бедолаги Пензюшкина уже довольно давно ныли зубы.

— Да заткнёшься ты или нет! — наконец не выдержал Сёма. — Чтоб тебя твои литовские черти в ад унесли!

— С оккупантами не расскавариваю! — мимоходом отозвался Казлаускас, продолжая терзать «Дубочек».

— Чудила нерусская!

— Кто чудил-л-ла?

— Тихо, горячие литовские парни! — в кабинет эффектно вплыл Коромыслов. Ссора между Пензюшкиным и Казлаускасом затухла, не успев как следует раскочегариться.

— Ну! Ну!!! — не выдержал Человек-собака.

— В цвет! — модно, по-сериальному, отчитался Коромыслов. Зубочистка эффектно совершила путешествие от левого уголка рта к правому. — Есть тема, Сёма! Есть!..

Рейсы на вылет начинались в пять часов утра. Первым бортом, покидающим сонный Краснобубенск, значился Франкфурт. Американец с картиной вполне мог вылетать на нём. Весь состав розыскного отдела патрулировал аэропорт. Отдел, непосредственно занимающийся оформлением пассажиров, в известность было решено не ставить.

— Не доверяю я этим взяточникам! — вынес вердикт Никита Антонович Хамасюк. — Раскроемся — сорвут операцию!

Срывать операцию, как выяснилось, было некому. Из всей дежурной смены в зале «отправления» идентифицировался всего лишь один инспектор — Зайцев. Страдая тяжким похмельем, Зайцев уныло измерял неверными шагами «зелёный» коридор. На пассажиров он принципиально не обращал никакого внимания.

Между тем регистрация на Франкфурт закончилась. Далее заторопились туристы на Париж и Берлин. Никакого американца с антикварной картиной не наблюдалось.

— Смотри мне, Коромыслов! — прошипел Никита Антонович. — Не будет америкоса и тебя… не будет!

«Ну, Жмых! — занервничал Крутой Уопер. — За всё ответишь, падла!»

И тут, под звон невидимых колоколов, в павильон отправления вошёл высокий представительный мужчина средних лет. В руках мужчина держал некий предмет (метр на полтора), завёрнутый в промасленную бумагу.

— Он! — выдохнул Человек-собака. — Гадом буду, он!

Мужчина, одаривая окружающих белозубой улыбкой, проследовал на таможню. Миновав икающего Зайцева, он устремился к стойке регистрации.

— Берём! — подал команду Хамасюк.

— Всем стоять! Работает ОМОН! — зачем-то заорал Пензюшкин. Пассажиры замерли в различных позах, напоминающих детскую игру «Море волнуется…». Казлаускас схватил мужчину за руку, Коромыслов вцепился в обёрнутый бумагой предмет.

— Предъявите содержимое! — Хамасюк, расставив короткие толстые ножки, встал перед иностранцем, загородив тому путь к стойке регистрации.