Дмитрий Ненадович: Бестолковые рассказы о бестолковости

На дворе стояли отвратительные застойные времена. Над просторами все еще великой державы громовыми раскатами проносилось отвратительное чавканье проедаемых стратегических запасов. Зияли пустыми глазницами хранилища нефтедолларов. Дурно пахло предательством арабского мира, науськиваемого многочисленными друзьями и зло мстящего за миролюбивый ввод ограниченного кем-то контингента в отчаянно вопиющий о помощи Афганистан.

А бездумная молодость не желала замечать признаки приближающейся стагнации существующего строя. Молодость пребывала в состояниях постоянной в кого-либо влюбленности и, слегка приглушенной этой самой влюбленностью, пытливой тяги к всевозможным познаниям. Верилось — все и всегда будет хорошо. Впереди военные подвиги, взывающие о пощаде прощальные крики врагов нашей великой Родины, всенародное почитание, звания и награды. Это все, конечно же, впереди, а сейчас, вот только сдадим очередной зачет, получим пособие по выживанию и…

Особенность отдельно взятых молодостей состояла в том, что протекала она в строгих условиях высшего военного учебного заведения. Сильно мешали этим желающим бурь молодостям отцы-командиры, они же — начальствующие, высоконачальствующие и особо высоконачальствующие. Были они в этой области, в смысле области противодействия правам и свободам только что зародившихся молодостей, просто какими-то кудесниками! Можно даже сказать, заплечных дел мастерами были они в этой криминальной области!

Вот, к примеру, только было соберется какая-нибудь молодость выбраться на свободу легальными путями, как из недр мрачного металлического сейфа немедленно изымаются на свет белый некие порочащие эту самую молодость подлейшие по своему содержанию писюльки, и непосредственно соприкасающееся с молодостью пространство начинает сотрясать сам не верящий в свою праведность, но весьма обличительный визг: «Какое вам, подлец вы эдакий, еще увольнение?!!! Очередное???!!! Редкостный вы, батенька, нахалюга! Где вы видели эту очередь? У командира в блокнотике подсмотрели?! Да вы что? Забыли?! У вас до сих пор не сдан еще зачет по XXXXX. Извольте-ка, разлюбезный наш нахалюга, теперь хоть немного потрудиться и попердеть погромче в выходные (для других) дни в стенах такого для нас для всех родного Ленинградского высшего военного инженерного…». Слабые попытки молодости сопоставить возраст извлеченных на освещенную поверхность писюлек с возрастом свитков, не так давно найденных археологами на берегу Мертвого моря, довольно грубо и бесцеремонно пресекаются. Еще что-то долго говорится в пустоту о свойственной всякой молодости наглости и о том, что кто-то кого-то научит эту самую свободу как-то по особенному любить.

Но безвыходных ситуаций не бывает. Выход есть всегда. Вступив в кратковременный преступный сговор с продажной (за бутылку) дежурной службой (причем, если в начале военной карьеры для дачи взятки вполне могла быть использована элементарная бутылка молока, то в дальнейшем крепость напитка имела тенденцию к быстрому росту), молодость взмывает ввысь над забором (над участком его наименее просматриваемым) и попадает тут же по своей еще неопытности, просто всем трепетным существом своим сразу же попадает в рачительные лапы представителя еще одного из подвидов изощренных душителей свободы — лица военнокомендантствующего в ближайшей округе. Мерзкое это лицо никогда и ни при каких обстоятельствах не ленилось. Очень уж оно было всегда работоспособным. Вот и сейчас терпеливо отлежало оно в засаде полноценную заводскую смену, спрятавшись за стоявшим сразу за забором мусорным баком и предварительно укрывшись найденным где-то неподалеку (по видимому — в соседнем же баке) старым грязным матрацем. На этом матраце-труженике в свое время, по видимому, было зачато не одно поколение защитников отечества, поэтому он тянулся ко всему военному и терпеливо сносил все издевательства со стороны лица военнокомендантствующего. По всем правилам военной маскировки этого бедолагу-матраца (который тоже не любил лениться) в зависимости от времени года все время чем-нибудь посыпали: то золотой осенней листвой, а то не всегда белым городским снегом. В весенне-летний период, пролеживающее на матраце туловище лица военнокомендантствующего от пытливого постороннего взгляда скрывала обычная армейская плащ-накидка. При этом на накидке, обычно служившей военным быстропромокающим плащом, как правило укладывался свежеснятый в соседнем Таврическом саду дерн. Так и валялось это замаскированное военно-комендантствующее лицо почти всю свою непростую и полную опасностей службу за забором этого строгого военного заведения. Справедливости ради надо отметить, что не в одном строго определенном месте зазаборного пространства любило оно леживать. Сильно не тупило оно. Занималось кое-какой аналитикой. И вычисляя изменения караванных путей миграции свободолюбивых обучаемых военных, иногда довольно удачно меняло это коварное военнокомендантствующее лицо места своей терпеливой лежки. Мужественно переносило лицо зной и холод. С достоинством выдерживало оно поразительную неаккуратность граждан, не утруждающих себя порой точными попаданиями отходами своей жизнедеятельности в гостеприимный створ мусорного бака. Молча утиралось оно, но не покидало никогда засадного места. И судьба временами награждала-таки военнокомендантствующего тушками захваченных врасплох неопытных первогодков. А уж когда наступал этот счастливый для каждого охотника миг! Из под мирно покоящегося в загаженной своей мусорности мятого жизнью бачка вдруг раздавались воинствующие гортанные крики. Неопытная жертва, как правило, застывала от неожиданности. А лапы лица военнокомендантствующего уже совершали свои мерзкие хватательно-задержательные движения, и начинался скандал. Когда же душераздирающие и вместе с тем радостные вопли удачливого охотника постепенно стихали, свободолюбивая молодость обычно подвергалась проникающе-содержательныму допросу с почти отеческой укоризной: «Вы, молдчелоек, в армии или кто? Вы вообще-то военный или где? Это при таком-то вот отвратительном поведении вы еще хочете стать офицером?!».