Пробрался-таки наш настырный маркетолог в это царство относительной чистоты, дешевого дневного освещения и возбуждающих слизистую оболочку желудка мерзких запахов. «Царство» отчаянно болталось на грубости рельсовых стыков и отстойно дребезжало металлической посудой. Официально все это называлось вагоном-рестораном, но Жека всегда называл его «столыпинской теплушкой». Он всегда любил эстетически о чем-либо высказываться. Теплушка так теплушка. С классиками ведь не поспоришь. Правда, что такое «теплушка» наш «классик» точно не знал, но все же догадывался. Имел он на этот счет некоторые догадки. А вот кто такой Столыпин «классик» не мог даже и предположить. А зачем перегружать мозг? Это же не мешает, взять и просто так что-то, по своему, назвать. Услышал где-то что-то и ляпнул себе.
Надо отметить, что «теплушка» эта была тщательно замаскирована под средних размеров городскую, в совковости своей, общепитовскую такую столовую. При ближайшем рассмотрении окружающей обстановки можно было без труда определить, что в этом милом кабачке очень уж давно не проводилась сколь-нибудь серьезная приборка. Наверное, со времен последнего царя Николая. Он, Николай, в этом поезде, наверное, подписал указ о своем отречении, проезжая по дороге домой мимо Пскова. Сидел-сидел себе в Могилеве, чувствует — мало от него войскам пользы, а тут еще вдруг по царице соскучился. Что делать? Просто так ведь с фронта-то не уедешь. Это ведь дезертирством попахивает! Ну и придумал, наконец. Взял себе по-простому так и отрекся от царства, а отрекшись, снял с себя еще и обязанности Верховного главнокомандующего. Совсем тогда хорошо ему стало: награбленного всей династией бабла в общаке много, а обязанностей никаких. И домой! Славные были времена. И, видимо, с тех пор, как в этом, с позволения сказать, экспрессе была подписана это мерзкая бумажка, с тех пор в этой «теплушке» и не убирались. А для кого тут все мыть? Царя-то давно уже нет. Он нынче в святые записался. А святые на поездах не ездят. Как им сказочно повезло. Надо тоже когда-нибудь попробовать приблизиться к этой святости. Только конечно не так как этот бездарный потомок Романовых. Это же надо было так умудриться! Отдать управление великой страной бесовским силам во главе с бесноватым «старцем», погрузить страну в хаос братоубийственной гражданской войны и при этом умудриться попасть в число святых! Во, как! Вроде и смерть была у него не мученической. Не пытал его никто. Наверное, мы чего-то недопонимаем.
Ну да ладно. Всего на свете никогда ведь не узнаешь. Но то, что «Николаевский Экспресс» был историческим поездом — это известно достоверно. К обшивке его локомотива даже была прикручена соответствующая табличка с дарственной надписью последнего царя-императора. «Поэтому-то, видать, поезд так и назвали — Николаевский», — осенило всегда догадливого маркетолога вспомнившего про надпись на табличке, которую он прочел мимоходом при посадке в поезд, — поэтому-то и не моют ничего здесь, берегут исторические следы и отпечатки!» Но, справедливости ради, надо отметить, что в несвежем помещении «теплушки» было все же немного поприятней, чем в удручающей тесноте вагонных тамбуров. Повоздушней, как-то, все там было. Понятное дело, все ж таки это, как-никак, предприятие общественного питания. Под присмотром строгой СЭС и все такое.
Осмотревшись, Жека устало опустился на обитую дешевым дермантином скамейку, привинченную к полу большими ржавыми болтами. Скамейка была привинчена неподалеку от прибитого к полу гвоздями небольшого кривоватого на вид столика. Поверхность столика непрерывно дребезжала и выглядела очень неопрятно. К этой неопрятности надежно липли рукава. Вместе с тем, поверхность стола не была такой совсем уж скучно пустой. На ней подрагивали засиженные большими зелеными мухами влажно-сероватые матерчатые салфетки. Кроме того, на этом вибрирующем столике уютно примостились приборы со специями и миниатюрная вазочка с каким-то, тоже густо засиженным мухами, высохшим искусственным соцветием. Сами же мухи роились неподалеку. Прямо под желтоватым потолком. Жека не обращал на них никакого внимания. Он уже зацепился взглядом за стол. Взгляд рассмеялся. Видимо, стол этот очень был смешон, в своей совковой отстойности. Несмотря на это, Жека решил придать этому отстойному столу еще более веселое выражение. И именно поэтому на его липкой, изрытой неровностями поверхности очень скоро появились Chivas Regal Royal Salute, Glen Garioch, Bruichladdich, Glenfiddich, Springbank, Auchentoshan, Evan Williams, Midleton Very Rare. Можно было бы заказать еще чего-нибудь повеселее, но как мы уже отмечали, ничего больше в этом отстойном и дребезжащем кабаке не было. Наверное, уже все выпили, эти неугомонные шельмы. Эти проклятые старперы. И когда только успели? В принципе, конечно, должно было хватить Жеке и этого. Ну, а если, все же не хватит, то придется тогда идти в полное опасностей купе. И снова преодолевать все эти удушливые тамбуры. Фу, какая пакость. А здесь так светло и тепло. И почти ничем не воняет. Разве что когда открывается тамбур, пахнет чем-нибудь особенно мерзким. Но это случается редко. Ночь. Уже никто никуда не ходит. Все пузатые старперы-папики-маразматики, вся это отстойная и примитивная серость давно уже спит. С печалью вглядываясь в заоконную тьму, под рвущий душу перестук колес страдают в такие часы только ранимые маркетологи. Страдают они в такие часы от одиночества и невозможности самореализоваться. Страдают и омывают своими теплыми слезами обломки разрушенной кем-то мечты. И в такие вот печальные минуты, никак не достичь им эякуляции, пусть даже и преждевременной.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу