Дмитрий Ненадович - Повесть о потерянном времени

— Представляешь, Серёга, мне впервые в жизни удалось заработать деньги головой…

— Ну что же, прекрасно. Это большая редкость в наше время. Только при чём здесь здоровье?

— Да понимаешь ли, какое дело… Нанялся я тут от безденежья в один ларёк продавцом. Как-то ночью набежала толпа малолетних отморозков. Стали требовать отдать за бесплатно всю имеющуюся в ларьке водку (в те лихие времена водка продавалась в каждом ларьке, разного качества была эта водка, но в каждом ларьке). Я, естественно, возражаю, эти уроды возмущаются, а вокруг ни души. Метро уже давно закрылось, а вместе с ним закрылись где-то за бронированными дверями и все местные менты. В результате, эти придурки разгромили всю витрину, взломали дверь, выволокли меня наружу и дали водопроводной трубой по голове. Три месяца пролежал в госпитале с сотрясением мозга и переломом основания черепа, а когда вышел и пришёл за расчётом к хозяину ларька, тот выдал мне причитающуюся зарплату и тысячу зелёных американских рублей сверху. «Это, — говорит, — тебе, Евгеньевич, за твою светлую голову…». Вот так я впервые в жизни и заработал деньги своей головой…, — с торжественной печалью в голосе закончил своё повествование подполковник.

Наконец, наступил тот самый выпуск, о котором мы часто вспоминали. Ничем особо примечательным от обычных военных праздников он не отличался: громкие медные трубы, рокочущие барабаны, столы, покрытые красной материей, стопки дипломов на них, пустые напыщенные речи военноначальствующих командиров и любимые всеми военными песни, исполняемые под звуки строевых шагов. Был и банкет в академической столовой, и прогулка по ночному Питеру. Словом, всё это уже когда-то было в жизни военных, поэтому-то ничем их особенно не удивило. А вот распределение удивило многих. Например, майор Репа очень хотел попасть служить поближе к своему родительскому дому в Самаре. Его зажиточные родители-«автовазовцы» приобрели там для майора трёхкомнатную квартиру и гараж. В купленный гараж родители тут же поставили для любимого сыночка, перевязанный подарочной ленточкой новенький автомобильчик. И пусть это был автовазовский автомобильчик (на других тогда ещё мало кто ездил), но зато был он очень новым. Только-только с заводских стапелей. Предназначался автомобильчик исключительно для езды на дачу. Построенная родителями дача высоко поднималась своими тремя резными бревенчатыми этажами над низким берегом небольшой русской речушки, протекающей близ Самары. Точнее, не протекающей, а омывающей своими водами длиннющую набережную этого тихого провинциального городишки. А на длиннющей набережной круглосуточно пыхтел пивной заводик, омывая её пенным напитком, как бы с другой от Волги стороны. Что-что, а пиво Репа очень любил. Любил он, как и большинство самарцев, пить пиво и гулять по набережной. Кроме того, любили самарцы ещё и подраться на этой набережной. Любил подраться и Репа. А что здесь такого? Он ведь был сыном своего города. К тому же в форме Репа по набережной никогда не гулял. В форме он любил иногда прогуляться лишь по улице Льва Толстого. В конце этой улицы было не так давно построено фалоссообразное здание железнодорожного вокзала, которое смешливые жители города сразу же так и прозвали: «конец Льва Толстого».

В общем, ждал майора в этом волжском городе полный комплекс удовольствий, и он за эти удовольствия долго сражался. Для начала Репа нашёл профильную воинскую часть, стоящую в черте родного города, и за время своего отпуска чуть ли не до смерти споил на родительские деньги всё её командование. Затем майор пробил себе направление в эту часть на войсковую стажировку, дав Петлюре взятку полным комплектом запасных частей к «Жигулям» шестой модели. Приехав на стажировку, он продолжил спаивание местного командования, и вскоре вопрос с вакансией на приемлемую для выпускника академии должность был решен. Окрылённый счастьем Репа полетел к московским кадровикам с полным пакетом необходимых для нужного назначения бумаг, называемых в военной среде «отношением». Прикатив в столицу, майор неделю водил прожорливых и любящих выпить кадровиков по дорогим ресторанам. Водил, опять же, за родительские деньги. Прощаясь с Репой, кадровики тепло благодарили жаждущего удовольствий хлебосольного майора и, сыто-пьяно порыгивая, всячески заверяли его в том, что всё у него будет, выражаясь на американский манер: «ОК». Когда же Репа после выпускного праздника получил бумажку с предписанием об убытии к новому месту службы, он поначалу впал в ступор. Эта гадостная серенькая бумажка предписывала блестящему золотистыми звёздами и пуговицами майору срочно убыть в воинскую часть с каким-то незнакомым ему номером в г. Саратов. С трудом оправившись от пережитого шока, майор тут же предпринял ряд телефонных звонков в Москву. Прямо в Главное управление кадров звонил он. Долго звонил. И когда уже готово было придти отчаяние, напористому Репе удалось-таки дотянуться проводом телефонного соединения до далёкого московского полковника. Полковника, которого Репа не так давно ублажал ресторанными угощениями. Несмотря на то, что всё это было недавно, полковник, казалось, напрочь забыл про угощения «от Репы» (немудрено, сколько таких Реп еженедельно приезжает в Москву в поисках лучшей доли?) и занимался его выпускными документами исключительно, что называется, по долгу службы. «А какая Вам разница? — недоумевал, зевая в телефонную трубку далёкий и забывчивый полковник, выслушав сбивчивое возмущение Репы, — Саратов — он ведь тоже на Волге располагается… Насколько я помню географию… И название этого города начинается с той же буквы, что и Самара. Насколько я помню русский алфавит… Так что не вижу никакой разницы. Служите пока там, куда мы Вас направили, а в дальнейшем мы на Вас посмотрим. Ну, в том смысле, как Вы будете нашей великой Родине в Саратове служить. Всё ведь как всегда, только от Вас самих зависит… Только от Вашего служебного рвения». В результате поехал Репа служить в Саратов и ютился там с семьёй в съёмной комнате многокомнатной квартиры. И не мог он позволить себе никакого улучшения жилищных условий. Государство такого стяжательства никогда не одобряло. Поэтому служил Репа и мучился. Каждый день зачёркивал цифры в календаре крестиком и тяжело вздыхал: майор с нетерпением ожидал окончания минимального срока службы, дающего права на пенсию. А пока ожидал, подрабатывал на жизнь ночным извозом на своей новенькой машине. И таких мучеников по стране можно было насчитать очень много. И какой, спрашивается, от них можно было ожидать службы? Правильно. Никакой. Сплошь и рядом наблюдалась лишь одна её имитация.