Дмитрий Ненадович - Про жизнь поломатую… (сборник)

Ну ладно, как говорится, Бог судья этому художнику с его плодами. Интересно ведь рассмотреть и других обитателей питерской коммунальной квартиры. Возьмём, например, для продолжения повествования проживавшую там бабусю. Эта активная бабушка «божий одуванчик» всегда стремилась быть в гуще событий, чем иногда приводила в неистовство плохо затаённый гнев трудящейся части коммунального сообщества. Трудящиеся члены, пребывающие с раннего утра в состоянии «невыспанного» до конца раздражения жизнью, то и дело натыкались на бабулю в разных концах площади общего пользования и говорили вслух много разных несоответствующих реально-радостной советской действительности слов. Приблизительно такая же картина наблюдалась и вечером, когда уставшие от созидательного труда строители коммунизма уныло приплетались на место своего коммунального сосуществования и вновь везде натыкались на пронырливую старушку. Хитрой старушенции только этого было и надо. Любила она, когда на неё кто-нибудь натыкался. Простого искреннего общения ждала она от этих людей. И люди всегда оправдывали её ожидания. А куда им было деваться? Тогда ведь всем старикам полагался почёт. Ну матюкнётся кто-то в сердцах в её адрес или назовёт сгоряча старой пердуньей… Это ведь не со зла, а общения ради. Можно сколько угодно спорить о стиле этого общения, давая ему разные определения, но это дело вкуса. Вкус — это, конечно, понятие очень субъективное, то есть привязанное к каждому субъекту, а субъекты все в чём-то разные. Объективны только факты. А они говорили только о том, что общение жильцов с бабусей проходило на постоянной основе. Но только в вечерние и утренние часы. В те же утомительные часы, когда трудящиеся, натужно сопя на своём рабочем месте и в рабочее же время, упрямо тащили страну к полной и окончательной победе коммунизма, бабуся, в стремлении не допустить бесполезного прожигания остатков своей земной жизни, занималась подлинными научными изысканиями. Заслышав звук двери, закрывшейся за последним спешащим на работу жильцом, всякий раз заступала она на поочередное дежурство у каждого из загромождающих места общего пользования соседских холодильников. (Надо заметить, что своего холодильника у бабуси не было, так как она предпочитала употреблять в пищу только свежие продукты, которые каждый день покупала в магазине, находящемся непосредственно за стеной её комнаты, а несъеденные остатки, по блокадной привычке, хранила на чёрный день между толстыми оконными рамами. Там же у неё всегда хранился неприкосновенный запас казеинового клея, спасшего старушку в блокаду от голодной смерти).

Бабуся подолгу выстаивала у каждого холодильника с доставшимся ей по наследству от мужа спортивным секундомером. Нельзя не упомянуть о том, что муж у бабуси был известным когда-то всему Ленинграду бегуном-марафонцем. В один из солнечных послевоенных дней он вышел на старт ежегодного пробега Ленинград-Москва и с тех давних пор его никто и нигде больше не видел. Вернее, некоторые из оставшихся в живых очевидцев зафиксировали в своём сознании то, как он стартовал. Некоторые из некоторых утверждают даже то, что стартовал спортсмен очень мужественно. А кто-то из спортивной общественности, выпив лишку в честь физкультурного праздника, вообще однажды договорился до того, что до сих пор помнит бабусиного мужа бегущим к синеющей на горизонте дали где-то в районе Верхнего Волочка. Но все эти воспоминания всплыли гораздо позже, а тогда сам факт исчезновения спортсмена тут же попал в прессу, очень сильно взбудоражив население города. Шутка ли, среди финишировавших в Москве марафонцев не было зафиксировано бабулькиного мужа-бегуна! Судьи раз за разом просматривали плёнки фотофиниша, но так и не обнаружили спортсмена. В общем, странная какая-то вышла история для того ясного времени. Это сейчас вполне понятно, что марафонца могли запросто умыкнуть с трассы пролетающие мимо инопланетяне — такие выносливые и быстрые в своих перемещениях люди им наверняка были нужны для биологических опытов. Но при Сталине такого не было. При нём инопланетяне не баловались. В те строгие времена исторического материализма подобной чертовщины никто не мог позволить себе даже предположить. Тогда никто не слышал даже о таких простых и понятных вещах, которые творятся нынче в Бермудском треугольнике. В те времена человек мог запросто пропасть только в одном направлении — у берегов архипелага ГУЛАГ. Но спортивное начальство, чувствуя приближение хрущёвской оттепели, не побоялось дозвониться до органов, а те опровергли свою причастность к случившемуся. И, поэтому все знавшие пропавшего сразу же забили тревогу и объявили марафонца в розыск. Розыски ни к чему не привели, несмотря на то, что информацию о пропавшем напечатали все центральные и местные газеты, приложив к ней фотографию спортсмена, вырванную из комсомольского билета. А откуда было ещё взять фотографию, если с тех юношеских пор бегун нигде не снимался по причине своей врождённой застенчивости. Да и не принято как-то это тогда было: «фоткаться» по любому поводу, где и когда попало на различные «мыльницы» и мобильные телефоны. Только по очень значительным событиям, произошедшим в их жизни фотографировались в те времена люди, или на документы. Поэтому, можно было бы, конечно, из паспорта дёрнуть более свежий снимок мужа-спортсмена, но бабуся его почему-то не обнаружила в большой коробке из-под съеденных конфет, где паспорт обычно хранился. Кто-то предположил, что спортсмен временно остановился, чтобы немного отдохнуть в гостях у какой-то несознательной деревенской бабы, проживающей близ подмосковного города Клин. Другие граждане много позже того памятного пробега опровергали это предположение и утверждали, что видели пропавшего героя спорта, только не в Клину, а в Торжке. Видели его, каким-то постаревшим, трудноузнаваемым и обрюзгшим. Видимо, сильно пострадавшим от водки. Но в воспоминаниях опять присутствовала какая-то неспортивного сложения баба. Она, якобы, несла уставшего марафонца из винного магазина на руках, а на рыхлой морде её опухшего от страсти лица застыла гримаса нескрываемой похоти (фу, гадость какая, придумают же такое). Услышав эту несусветную чушь, кто-то, видимо, с большого горяча, упомянул тогда о каких-то пошлых и неуместных совершенно в этом пикантном деле алиментах. Упомянул и тем самым слегка опорочил светлый облик советского спортсмена. Но бабулька, надо отдать ей должное, собственноязычно пресекла тогда все эти подлые слухи на корню и, гордо храня в памяти непорочный облик убегающего в необозримую даль мужа, продолжала бороться за наступление светлой жизни в отдельно взятой стране, водиночку воспитывая дочь без алиментов от безвозвратно пропавшего марафонца. Зато на память от мужа остался у неё серебристый и нержавеющий в сырую погоду секундомер.