Борис Кудрявцев - Сор из избы

Опаздывают! Вожатая, не отвечая ни тем, ни другим, блюла свой интерес. Ей требовалась выручка. Не спеша читала нотации в микрофон о том, что никуда не поедет, пока все не обилетятся, что надо иметь совесть и не красть у государства копейку. Через это трамвайное управление несет убытки, вагоны пришли в негодность и нет денег, чтобы заняться их ремонтом. Виноваты безбилетники! На конечной остановке контроль, и они получат сегодня свое…

Галкин слушал, но «обилетиться» не спешил, чтобы не выделяться. Зайцами ехали почти все, не считая слабонервных ветеранов. «Туфта, — беззаботно думал он про контроль, боясь показаться слабаком и трусом, — пугает!»

Но на конечной остановке две женщины-контролеры стали хватать за руки выходящих, требуя предъявить…

«Ну, публика! — думал Галкин вылезая. — Тут не зевай, затрут!»

Если кто-то ускорял шаг, тотчас находился другой, который не желал остаться в дураках и рвался вперед. Вступал третий, он в принципе не мог быть за спинами других… Цепная реакция борьбы самолюбий и характеров могла испугать слабых, но только не Галкина. Он лишь сделал вывод, что на заводе придется попотеть, робкие тут не в чести.

В отделе кадров столы сотрудников стояли плотно, как парты в классе, железные шкафы были забиты личными карточками и биографиями.

— Необученных не берем! — сказали Галкину. — Топай в ПТУ. «А как же кадровый голод?» — не понимал Баня, чувствуя себя обманутым. Голода не было. Завод провел аттестацию рабочих мест и сократил их на три тысячи.

— В ПТУ не пойду! — упрямился Баня. — Хочу в кузнечный.

Публика в отделе подобралась тертая, и если у них имелись вакансии, то для своих. Они звонили по телефону, а не торчали над душой, как Галкин.

— Заполни почтовую карточку, — сказал инспектор, толстощекий и гладкий, поцеловавший ручку у изящной дамы, наплывшей из внутренней двери с бумагой, — и жди. Освободится место в кузнечном — вызовем. Топай!

— Ура! — чему-то радовались в отделе, забыв о Галкине. — Дать жениху тесты? Погадаем на судьбе?

Галкину не надо было гадать.

— Освободилось место! — сказал он толстощекому, снявшему очки, чтобы поцеловать очередную ручку. Очень вежливый работник.

— Не может быть! — отмахнулся инспектор, нетерпеливо и досадливо. Галкин ему надоел.

— Может! Я сам… освободил. Из класса выпал и… место свободно! В кузнице.

— Выпал, освободил?! Болтаешь, — инспектор придвинул телефон. — Сейчас узнаем! А ты постой за дверью…

Галкин вышел. Ждал, прижавшись ухом к замочной скважине.

— Будет главным инженером или директором, если не сопьется! — намечали кому-то путь женщины в кадрах и хлопали железной дверцей сейфа.

— Сопьется, знамо дело! — глушил газировку из графина плешивый старичок. — Не пьет верблюд…

«Иди ты в баню! — мысленно выругался Галкин. — Не буду пить!» К чему это приводит, он знал на примере отца и свою жизнь видел другой, наливаясь творческой дрожью и испытывая стресс, непосильный для алкоголика. Ему хотелось погадать: вышел бы из него главный специалист или директор? Выйдет, конечно, если на работу примут. Только бы не прогнали. Открытку он заполнять не спешил.

— Эй! — позвал толстощекий, переговорив с кузницей и со своим начальством. — Давай документы! Направление есть? Справка от врача?

— …престиж растет, — вели свой разговор женщины, — кадры окрепли. А если добиться стабильности и изжить текучку, это скажется и на семье. За отцом на завод придет сын, внук, за матерью — дочь… Завод пойдет навстречу, обеспечит жильем.

— Сопьется, знамо дело! — гнул свое плешивый, выглядывая из-за графина с газировкой. Нос у него был красный. — Алкаши! Никуда от них не денешься. Так было и будет…

Толстощекий, наверное, был влюбчив и вскакивал навстречу каждой женщине, бросив заполнять на Галкина листок учета. Хотя заполнять было нечего: родился, учился, свалился на голову… Теперь принимай, учи заново, потому как должник перед коллективом кузницы. Добро бы из ПТУ выпал, с квалификацией…

Инспектор задумался. Проблемы перестройки школы волновали всех и были злобой дня. Кузнецов, токарей, фрезеровщиков школа не готовила, она вообще неизвестно кого готовила. Потому так трогательны бывали встречи старых выпускников и полны неожиданностей:

— Ты как, где, кем? В торговле, на заводе?

— А ты? Подавал надежды…