Борис Кудрявцев - Сор из избы

Странные вещи вытворяла жизнь с выпускниками. Отличница, с которой инспектор учился, скучала теперь за компостером в железнодорожной кассе. А разгильдяй и троечник вымахал вдруг в заместители министра того же ведомства. Серенькая скромница в окулярах, долговязая и нескладная, уже сменила пятого мужа, а чернобровый красавец, объяснявшийся в любви всем соклассницам, оказался рыцарем сердца: пятнадцать лет выхаживал без всякой надежды на выздоровление парализованную после несчастного случая супругу…

Инспектор старался убедить себя, что и Галкин, возможно, когда-нибудь… что-нибудь… Он повел паренька в кабинет по технике безопасности, ознакомил и взял расписку насчет осторожности и дисциплины. Потом в музей трудовой славы завода…

— Общественным воспитателем прикрепим тебе кузнеца Федора Мудрых, когда выйдет из больницы. А пока один побудешь, не подведи, старайся! Ладно?

— Не подведу! — обещал Галкин. — Не маленький!

В школе к нему тоже прикрепляли — учительницу ботаники Наталью Андреевну. «Овсюг» — тотчас прозвал ее подшефный. «Кликуха» оказалась прилипчивой. Наталья Андреевна возненавидела Галкина и искала повод, чтобы отомстить. Воспитания не получилось.

— Тут будешь работать! — кадровик проводил Галкина до ворот кузницы. Она была поменьше других цехов, зато основательней и крепче. За стенами угадывалась жизнь нешуточная, с металлом и огнем.

— Не трусь…

Завод представлял собой целый городок, обнесенный глухим забором, спланированный и увязанный секциями труб, электрических кабелей, воздушных переходов и подземных тоннелей. Проезды были словно игрушечные, узкие, зато корпуса цехов раскинулись широко и под их крышу можно было уместить несколько жилых пятиэтажек. Таких вместительных зданий Галкин не видел.

Инспектор пошагал к себе в отдел. Все, что положено, он сделал. История завода понравилась Бане, техника безопасности показалась несложной и необязательной. У него было на уме другое. «Дать ему тесты… престиж растет… завод пойдет навстречу и обеспечит жильем… будет главным инженером или директором…» — застряло в ушах. Так говорили женщины в кадрах, судачили между собой, не для чужих ушей. Галкин подслушал и потому поверил. Он выбрал подходящий завод и момент: коллектив на подъеме. Чтобы знать правду, надо подслушать. В глаза люди говорят не то, что думают. Галкин на этот счет имел опыт.

Лет через пять-шесть он заявится в школу, как кузнец Мудрых, со славой и почетом. «Стихийный мальчик, неуправляемый, плывет по течению…»

По радио сообщали, как нынче выбирают в начальники. Всякий мог выставить свою кандидатуру. Бригадира-штукатура избрали начальником стройтреста, и в первый раз за пятнадцать лет дома сдали в срок с хорошим качеством.

Люди рассказывали, что на вакансию директора одного из заводов подали заявки три тысячи человек: домохозяйки, рабочие, пенсионеры, слесарь из жэка… Голосование тайное. Выбрали, говорят, достойного, из начальников цехов, но вовсе не того, кого обычно выбирали: человек простой, работящий, без связей и блата, говорит прямо, не оглядываясь на вышестоящих. Таких уважают.

Галкин с минуту постоял, докуривая. Плюнул на окурок, чтобы не было пожара, как остерегал его кадровик, и потянул тяжелую дверь кузницы: «Была не была! У них, наверно, сауна есть, с горячим паром…»

Если бы в школе ученики выбирали себе учителей, подумалось ему на пороге новой жизни, он пришел бы в кузницу побогаче, не налегке, как сейчас, а с учебным багажом, знал, что сказать и как ответить. Уважал он учителя физики, однорукого отставника из военных моряков. По физике у Галкина была пятерка, на зависть отличникам. Им так легко законы не давались. А все дело в том, что инвалид сказал как-то кого из класса он взял бы к себе на корабль без опаски. К всеобщему изумлению среди счастливчиков был безнадежный двоечник и задира Галкин. С тех пор ниже пятерки на уроках физики Галкин не имел. Спрашивал инвалид строго, даже сурово, как и положено во флоте, скидок не делал никому…

Он и теперь понял бы Галкина, сознавать это было приятно. Если бы можно выбирать учителей… Кузнечный цех, конечно, не школа, и Галкин твердо решил, что не позволит помыкать собой всяким занудам.

В кузнечном горевали по поводу несчастья с кузнецом Мудрых и на новичка поглядывали с осуждением. Галкин прилежно глотал горячий воздух разинутым от любопытства ртом и запивал холодной струей от вентиляторов. В глазах мелькали раскаленные заготовки, земля лихо шла вприсядку, и ноги танцевали сами собой.