Даниил Хармс - Меня называют Капуцином

– Шо-шо, – сказал Мышин лежа на полу. – хо-хо.

Фаол продолжал:

«И это называется чистая любовь! Добро ли такая любовь? А если нет, то как же возлюбить? Одна мать любила своего ребенка. Этому ребенку было два с половиной года. Мать носила его в сад и сажала на песочек. Туда же приносили своих детей и другие матери. Иногда на песочке накапливалось до сорока маленьких детей. И вот однажды в этот сад ворвалась бешеная собака, кинулась прямо к детям и начала их кусать. Матери с воплями кинулись к своим детям, в том числе и наша мать. Она, жертвуя собой, подскочила к собаке и вырвала у нее из пасти, как ей казалось, своего ребенка. Но, вырвав ребенка, она увидела, что это не ее ребенок, и мать кинула его обратно собаке, чтобы схватить и спасти от смерти лежащего тут же рядом своего ребенка. Кто ответит мне: согрешила ли она или сотворила добро?»

– Сю-сю, – сказал Мышин, ворочаясь на полу.

Фаол продолжал: «Грешит ли камень? Грешит ли дерево? Грешит ли зверь? Или грешит только один человек?»

– Млям-млям, – сказал Мышин прислушиваясь к словам Фаола, – шуп-шуп.

Фаол продолжал: «Если грешит только один человек, то значит все грехи мира находятся в самом человеке. Грех не входит в человека, а только выходит из него. Подобно пище: человек съедает хорошее, а выбрасывает из себя нехорошее. В мире нет ничего нехорошего, только то, что прошло сквозь человека, может стать нехорошим».

– Умняф, – сказал Мышин, стараясь приподняться с пола.

Фаол продолжал: «Вот я говорил о любви, я говорил о тех состояниях наших, которые называются одним словом “любовь”. Ошибка ли это языка, или все эти состояния едины? Любовь матери к ребенку, любовь сына к матери и любовь мужчины к женщине – быть может это все одна любовь?»

– Определенно, – сказал Мышин, кивая головой.

Фаол сказал: «Да, я думаю, что сущность любви не меняется от того, кто кого любит. Каждому человеку отпущена известная величина любви. И каждый человек ищет куда бы ее приложить не скидывая своих фузеляжек. Раскрытие тайн перестановок и мелких свойств нашей души, подобной мешку опилок…»

– Хвать! – крикнул Мышин вскакивая с пола. – Сгинь!

И Фаол рассыпался к<���ак> плохой сахар.

Мышину сказали: «Эй, Мышин, вставай!»

Мышин сказал: «Не встану», и продолжал лежать на полу.

Тогда к Мышину подошел Калугин и сказал: «Если ты Мышин, не встанешь, я тебя заставлю встать». «Нет», – сказал Мышин, продолжая лежать на полу.

К Мышину подошла Селизнёва и сказала: «Вы, Мышин, вечно валяетесь на полу в коридоре и мешаете нам ходить взад и вперед».

«Мешал и буду мешать», – сказал Мышин.

– Ну знаете, – сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

– Да чего тут долго разговаривать! Звоните в милицию.

Позвонили в милицию и вызвали милиционера.

Через полчаса пришел милиционер с дворником.

– Чего у вас тут? – спросил милиционер.

– Полюбуйтесь, – сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал:

– Вот. Этот гражданин все время лежит тут на полу и мешает нам ходить по коридору. Мы его и так и этак… -

Но тут Кулыгина перебила Селизнёва и сказала:

– Мы его просим уйти, а он не уходит.

– Да, – сказал Коршунов.

Милиционер подошел к Мышину.

– Вы, гражданин, зачем тут лежите? – спросил милиционер.

– Отдыхаю, – сказал Мышин.

– Здесь, гражданин, отдыхать не годится, – сказал милиционер. – Вы где, гражданин, живете?

– Тут, – сказал Мышин.

– Где ваша комната? – спросил милиционер.

– Он прописан в нашей квартире, а комнаты не имеет, – сказал Кулыгин.

– Обождите, гражданин, – сказал милиционер, – я сейчас с ним говорю. Гражданин, где вы спите?

– Тут, – сказал Мышин.

– Позвольте, – сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал:

– Он даже кровати не имеет и валяется прямо на голом полу.

– Они давно на него жалуются, – сказал дворник.

– Совершенно невозможно ходить по коридору, – сказала Селизнёва. – Я не могу вечно шагать через мужчину. А он нарочно ноги вытянет, да еще руки вытянет, да еще на спину ляжет и глядит. Я с работы усталая прихожу, мне отдых нужен.

– Присовокупляю, – сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал: