Гектор Манро: Волчица

Леонард Билситер относился к числу тех людей, которые, не сумев обнаружить в нашем мире ничего привлекательного или интересного, отправились искать утешения в «невидимом мире» своего собственного опыта и воображения — или вымысла. Дети в таких вещах — великие мастера, но детям вполне хватает их собственной веры и они никогда не опошляют свои верования попытками увлечь ими других людей. Верования Леонарда Билситера касались «немногих избранных» — то есть, всех, кто был не прочь послушать его.

Его увлечение невидимым, возможно, не зашло бы далее обычных банальностей салонного визионера, если бы случай не укрепил его познания в мистике. Однажды он отправился в поездку на Урал, причём как раз в то время, когда масштабная железнодорожная стачка в России стала превращаться из угрозы в реальность; она началась, когда Билситер уже возвращался домой, и в результате он на пару дней застрял в состоянии полной неопределённости на маленьком полустанке где-то за Пермью; там-то он и познакомился с неким торговцем упряжью и металлоизделиями, который скрасил скуку длительного ожидания, познакомив английского путешественника с малосвязной фольклорной системой, сведения о которой он почерпнул у забайкальских купцов и аборигенов.

После возвращения Леонард пространно рассказывал в домашнем круге о своих приключениях и о российской стачке, но хранил загадочное молчание относительно неких таинственных ритуалов, которые он звучно именовал сибирской магией. Впрочем, из-за отсутствия какого-либо интереса к данному вопросу в течение последующих недели-другой игра в молчанку сама себя исчерпала, и Леонард начал делать более детальные намёки на невероятное могущество, которое новая эзотерическая сила, как он сам её называл, сообщала немногим посвящённым, умевшим обращаться с ней. Его тетушка, Сесилия Хупс, любившая сенсации, пожалуй, куда больше, чем правду, разрекламировала его, как нельзя лучше, и в качестве примера проявления сверхъестественных сил рассказывала историю о том, как он на её глазах превратил кабачок в лесного голубя.

Но как бы ни разделялись мнения относительно статуса — шарлатана или чудодея — Леонарда, он приехал на вечеринку к Мэри Хэмптон, имея репутацию человека, преуспевшего в одном или другом, и не собирался бегать от славы, готовой свалиться на него. Эзотерические силы и необычные способности фигурировали в любом разговоре, в котором принимали участие он или его тётушка.

— Хорошо бы вы превратили меня в волка, — сказала хозяйка дома за ленчем на другой день после его приезда.

— Мэри, дорогая, — сказал полковник Хэмптон, — я даже не подозревал, что ты испытываешь такие пристрастия.

— В волчицу, разумеется, — продолжала миссис Хэмптон. — Я чувствовала бы себя слишком не в своей тарелке, по мановению ока изменив не только вид, но и пол.

— Не думаю, что стоит шутить с такими вещами, — сказал Леонард.

— Я нисколько не шучу. Я совершенно серьёзна, уверяю вас. Только не делайте этого сейчас; у нас сегодня только восемь игроков в бридж, и будет жаль, если одна из партий окажется разбита. Но завтра нас станет больше. Итак, завтра вечером, после обеда…

— При нынешнем недостаточном понимании характера этих таинственных сил, соприкасаться с ними следует, по моему мнению, в настроении, скорее, смиренном, чем смешливом, — заметил Леонард, да так строго, что тема более не поднималась.

Во время дискуссии относительно возможностей, открываемых сибирской магией, Кловис Сэнгрейл хранил необычное для него молчание; после ленча он увлек лорда Пэбэма в биллиардную и, оказавшись с ним в относительном уединении, задал мучавший его вопрос:

— Нет ли в вашей коллекции диких животных такой особи, как волчица? Причём с достаточно смирным характером?

Лорд Пэбэм задумался.

— Есть. Луиза, — сказал он. — Очень неплохой экземпляр лесного волка. Пару лет назад я выменял её на нескольких песцов. Большинство животных, попадая ко мне, довольно быстро становятся почти ручными. Думаю, не будет преувеличением сказать, что у Луизы ангельский характер — по волчьим меркам, разумеется. А почему вы спрашиваете?

— Не могли бы вы одолжить её мне завтра вечером, — сказал Кловис с небрежной беззаботностью, словно собирался позаимствовать запонку для воротника или теннисную ракетку.

— Завтра вечером?

— Да, волки ведь ночные животные, поэтому позднее время не повредит ей, — сказал Кловис с видом человека, уже всё предусмотревшего. — Если кто-нибудь из ваших слуг доставит Луизу после заката из Пэбэм-парка, мы, я надеюсь, сумеем без больших трудностей препроводить зверя в оранжерею, выбрав тот самый момент, когда Мэри Хэмптон украдкой выскользнет из неё.