Константин Кедров: Дирижер тишины

конь голубого света

ты окна разверз за карниз

ты звон вонзающий ввысь

оскал голубой

Твое тело

рама другого

небесного окна голубого

Крест

В окруженье умеренно вянущих роз

обмирает в рыданиях лето

Гаснет радужный крест стрекозы

где Христос

пригвождается бликами света

Поднимается радужный крест из стрекоз

пригвождается к Господу взор

распинается радужно-светлый Христос

на скрещении моря и гор

Крест из моря-горы

Крест из моря-небес

Солнце-лунный мерцающий крест

крест из ночи и дня сквозь тебя и меня

двух друг в друга врастающих чресл

Крученых

Бокал

Байкала

Подымая

Я пью за май-

ялся

Я с

Ва-ми-ре-до

Крылья ливня

Я хочу остаться в твоем забвенье

нет, не душой, а телом

потому что твое тело – моя душа

В середине сердца

таится другое сердце

в середине сердца

дождь обгоняет снег

звездный дождь обрушивается с неба

на того,

кто ищет себя в другом

Как дождь и снег

друг друга опережают

как метель обнимает ливень

так мы с тобой в едином водовороте

ангел с двумя крыльями

одно крыло ливень

другое крыло метель

Не покидай меня

ангел высококрылый

но открывай мне

эти врата-крылья

чтобы летел я на крыльях высоких врат

чтобы они раскрывались

как складываются крылья

Латы латыни

Агамемнон пылает за горизонтом

щит роняет

катится в бездну солнце

вдаль летят латы латынь глотая

как пожар в пожар мы вошли друг в друга

как улыбка впорхнула в размах двух крыльев

как размах двух крыльев впорхнул в улыбку

тварь дрожащая, дрожь творящая

отворяющая все двери

в немоту я вошел как мейстерзингер

в темноту вошел я как концертмейстер

тело – матрица тьмы и ласки

ласка – матрица тьмы и тела

мать математики – неизбежность

Левенгук и Галилей

Левенгук в микроскопе

в телескопе Галилей

каждый по-своему бесконечен

Левенгук в телескопе

в микроскопе Галилей

Только так можно что-то еще увидеть

Левенгук наводит себя на резкость

и становится Галилеем

Галилей наводит себя на резкость

и становится Левенгуком

Легионер судьбы

Легионер судьбы я знаю слово

которым разверзается судьба

в основе слова некая основа

похожая на слово «голытьба»

легионер срывается в атаку

пока в нем пуля новая живет

так Одиссей спешит в свою Итаку

так клетки поглощают кислород

судьба над ним висит как гроб пророка

или над мясником окорока

он чист

в нем как в невесте нет порока

как нет в отечестве пророка – мясника

легионер судьбы хватает пламя

потом свободу за душу берет

он реет как милиция над нами

он как Орфей вступает в лабиринт

в том лабиринте нет громоотвода

зато в нем есть свобода от судьбы

когда

«с улыбкой ясною природа

сквозь сон встречает утро го..»

лытьбы.

Леди льда

Ангел с крыльями из двух парусов

плыл от мира к миру

отмирая

мирами

от рая к раю

Два телесных паруса летели

по волнам незримым

озаряемые

сомкнутыми губами

из лунных уст

слишком лучно

слишком нежно

нежно нежели можно

Так однажды

мы вышли к зимнему морю

где в лучах луны

нежился

обледенелый

весь стеклянный

парусник-корабль

переполненный млеющими матросами

от мачты до якорей

гроздьями свисали матросы

и сыпались на берег

прозрачные

как виноград

Звенела Ялта

ударяясь льдом о лед

Звенел корабль

ледяными снастями и парусами

Звенели волны

Облизывая ласковый лед

Ялта леденела

приобретая призрачность

и прозрачность

Луна леденела в волнах

Земля леденела в лунах

И ты стояла над причалом –

прозрачная Леди льда

Лермонтолет

Чтобы коснуться тюрьмы ресниц

я хотел бы немного раздвинуть стены

Эта стена стенаний твоих ладоней

В ладонях живут только птицы

Но и они улетают если

ладонь в ладонь

ладонь уплывает

Ах как ненавистны

все эти птицы

терзающие когтями небо

складывающие крылья

как две ладони

и раскрывающие ладони

чтобы лететь

аплодируя телом

Нет нежнее ресниц жен

жен рожающих патефоны

жен питающихся стихами

и ласкающими гортанью

В это непролазное небо

вламываются тела из ломоты

Я пишу птицами

как кистями

Они мне во всем послушны

обмакиваемые в небо

Тамародвижение