Константин Кедров - Говорящие звезды

авторы / произведения / рецензии / поиск / о сервере / вход для авторов

Стихи из нового сб. Говорящие звезды

Кедров-Челищев

Константин Кедров – поэт тишины

Из статьи Дениса Иоффе «Лики тишины»

Данная статья опубликована в амстердамском научном журнале «Russian Literature», vol. LVII-III/IV, (Amsterdam, 2005), Special issue: Contemporary Russian Avant-Garde, guest-edited by S. Birjukov, pp. 292-315.

…Как уже было отмечено выше, формально-валидное связующее звено между исихастским религиозно-философским наследием и русской новейшей поэзией должно пролегать в фигуре московского поэта-метаметафориста Константина Кедрова. Известный русский богослов, сын философа Николая Онуфриевича Лосского Владимир, в своем труде Видение Бога в византийском богословии (часть работы Боговидение) среди прочего, отмечает: «… В противоположность всему, что говорят об исихазме, этот вид молитвы не есть механический процесс, имеющий целью вызвать экстаз; далекие от стремления к достижению мистических состояний монахи-исихасты стремятся к высшему трезвению (nhyiz), к внутреннему вниманию, соединению ума с сердцем и контролю умом сердца, «хранению сердца умом», «молчанию сердца» (hsucia); это есть подлинно христианское выражение бесстрастия (apaqeia), при котором действие и созерцание не понимаются как два различных порядка жизни, но, напротив, сливаются в осуществлении «духовного делания» - praxsiz nohra.» См. стр. 428-429 издания 2003 года (Москва). В соответствии с этими словами В.Н.Лосского, Константин Кедров, действительно может представать в роли достаточно легитимной поэтической персоналии, приспособленной для исихастской (пусть и принужденной) объективации тишины молчания. Наиболее характерно эта тенденция проявляет себя в стихотворении «Дирижер тишины» (2000го года создания).

Я – дирижер тишины ….

Пять горизонтов – линия нотного стана

Партитура – пашня, засеянная проросшими нотами

Рояль – простор тишины

Арфа – силок для звука

Скрипка – деревянный скрипичный ключ

Смычок – бродяга струн

Пальцы – бродяги клавиш

Клавиши – провалы молчания

Судьба – мелодия жизни

Душа – пространство между двумя мембранами

Барабан – христианский ннструмент:

ударят в правую щеку – подставляет левую

Голос – сгусток воздушной ласки

Пение – ласка звуком

Струны – радуга звуков

Литавры – летающие мембраны

Классика – музыка людей для людей

Авангард – музыка ангелов для богов

Гармония – логика звука

Небо – партитура звезд

Галактики – скрипичные ключи

Луна и Солнце – литавры света

Земля – оркестровая яма

Тишина – партитура, забитая нотами до отказа…

Подобное справедливо, также, разумеется, и для многих других его поэтических работ,

что особенно, видно в одном из небольших «кусков» 1983го года рождения:

СВЕТ – ЭТО ГОЛОС ТИШИНЫ

ТИШИНА – ЭТО ГОЛОС СВЕТА

ТЬМА – ЭТО КРИК СИЯНИЯ

СИЯНИЕ – ЭТО ТИШИНА ТЬМЫ

Как можно увидеть, в вышеприведенном стихотворном пассаже происходит своего рода лирическая декларация нео-исихазма, осмысленное следование заветам Умного Канона, где медитационный Свет оказывается важнейшим из экспонатов производимой автором внутренней молитвы. Все еще донельзя вербальной, но уже, по вектору, «избывающей свои словеса», чьи хитросплетения не должны ласкать слух (или, буде написаны – глаз) златокрасным любомудрием, но, наоборот, призваны присовокуплять жестоковыйную сухость аскетического уединенного метаболизма. Процесс, эксплифицирующий себя в крайне минималистическом, отчасти «телеграфическом» подходе к «расходованию литер»:

Мемб(рана).1994

В небе моего голоса

ты летаешь

отдаляешься приближаясь

приближаешься отдаляясь

Я потерял себя

в глубинах ЛЯ

Так звук становится молчанием

в себе самом

Мембрана не звучит

а лишь дрожит

Озноб ее мы называем звуком

Я весь из раны

внутри мембраны…

Подобный лаконизм повторяется и в более «ангелических» нарративах:

Теневая радуга. 1989:

Я увидел Ангела

Он был

– Ах –

В это время Магомет

выронил кувшин

и оттуда вылилась тишина.

Где следует завуалированный отказ в осуществлении акта исконного именования Бога или же Его послов («Ах»), и где междометийное речение оказывается позиционно лучшим и наиболее адекватным вариантом описания, приближающим стихотворца к жизнетворческой, молчальнической келье поэта-монаха. Универсальный типаж Единого Бога (будь то «Магомет» слуга Его или, скажем, Христос) вполне закономерно дарует Миру Благую Весть всепроникающей Тишины, архетипически рождаемой из таинственно роняемого кувшина.