Александр Никонов - Анна Каренина, самка

Анна уже собиралась, было, поднять верхнюю конечность с металлическими тороидами, чтобы таким образом дать сигнал низкоранговому самцу, который управлял травоядным животным, но в этот момент ее окликнули.

– Анна! Боже мой, вот так встреча…

Эту воздушную волну модулировал вкусовым анализатором не очень высокий, но плотно сбитый самец среднего возраста с короткими и слегка кривоватыми ногами, что говорило о силе половой конституции. Его кличка была Вронский. Если Каренин – брачный партнер Анны – в последнее время совокуплялся с нею не чаще одного раза в месяц, то пышущий тестостероном Вронский мог осуществить до нескольких завершенных коитусов в сутки. Конечно, прямо Анна об этом не подумала, поскольку мыслила она лобными долями, а кривые и короткие ноги отметило ее подсознание, дав короткий, но неосознаваемый сигнал наверх: «качественный самец, радость, удовольствие».

Едва модулированная ее именем звуковая волна долетела до приемных рефлекторов Анны, которые представляли собой не что иное, как хрящевые выросты на голове, барабанные перепонки послали в ее мозг электрический импульс по нервным проводам, и голова самки непроизвольно повернулась в сторону источника звука, поскольку за свою долгую жизнь она привыкла отзываться на эту кличку.

– Анна, здравствуйте. Это я, Вронский! Нас представили друг другу в Москве, помните?

Чуть повыше глаз Анны собрались кожные складки: Анна мучительно пыталась вспомнить этого самца. Дело в том, что со времени ее московской поездки к брату прошел уже довольно солидный шмат времени, поэтому несовершенная память Анны успела подзатереть подробности.

– Да-да, конечно, – она протянула вперед верхнюю конечность в тороидах, и самец галантно припал к ней слизистой оболочкой ротового аппарата, демонстрируя символическое желание съесть Анну.

Нельзя сказать, что Анне была неприятна эта нечаянная встреча, напротив, мимические мышцы ее мордочки непроизвольно сократились, показав стороннему самцу, что эмоциональное состояние самки выше среднего. Она и вправду была рада развлечься легкой беседой, полагая, что обмен звуковыми волнами несколько развеет ее меланхолично-умиротворенное настроение.

– Как ваш супруг, как сын? – спросил Вронский, особым образом согнув верхнюю конечность так, что своим видом сразу стал напоминать огромную кружку с ручкой.

Анна послушно уцепилась за эту ручку:

– Благодарю вас, неплохо…

Они пошли вместе вдоль Невского прешпекта, попеременно издавая колебания звуковой частоты, которые не несли особой смысловой нагрузки и лишь вербально прикрывали то, что против воли начинало зарождаться на химических фабриках их организмов…

– Как вы полагаете, у вдовы того сторожа или путевого обходчика, что упал под поезд в Москве, все нынче в порядке? – спросила Анна и тут же спохватилась: – Ах, что я говорю! Разве может быть все в порядке в таком положении, боже мой!..

Картина той трагедии встала перед ее внутренним взором, и непроизвольное сокращение мышц симпатичной мордочки подсказало Вронскому, что его спутница – впечатлительная и эмоциональная особь с весьма развитой эмпатией.

Дело в том, что в Москве на Николаевском вокзале Каренины и Вронский случайно стали свидетелями преждевременного прекращения жизненного цикла одного непутёвого путевого обходчика, по пьяни свалившегося под паровоз. Несмотря на то что обходчик являлся низкоранговой особью, вся жизнь которой была посвящена обслуживанию особей более высокого ранга, и именно это позволяло ему существовать, Анна все же испытала эмоцию сопереживания и жалости – в первую очередь из-за того, что обходчик принадлежал к тому же виду, что и она. Впрочем, здесь необходимо отметить, что сочувствие и сопереживание является характерной чертой всех высокоорганизованных существ, к коим безусловно относятся теплокровные. Их эмоциональная сфера чрезвычайно развита, и Анна в этом смысле ничем не отличалась не только от других приматов, но и от прочих животных, отстоящих от ее семейства довольно далеко на эволюционном древе.

Эмоции, как острые психо-физиологические реакции в ответ на внешние раздражители, были чудесным приспособительным изобретением эволюции и вместе с тем прекрасной игрушкой для их носителей. Радость, смех, огорчение, любовь, страдания, депрессии, страх, сопереживание, грусть – все это в равной мере было присуще как теплокровной млекопитающей Анне, так и шелудивому псу, на которого упал ее скользящий, затуманенный грустными воспоминаниями взор.