Шимун Врочек - Рим 2. Легионы просят огня

Вообще-то, это была шутка.

Беда людей в том, что боги редко отдают долги.

— Забудь, — говорит Луций.

— Почему это? Юпитер со мной еще не расплатился!

Луций качает головой:

— Не торгуйся с богами, Гай. Окажешься в проигрыше. Всегда.

Это тоже шутка. Но внезапно меня прорвало.

— Что это за боги такие?! — я в бешенстве хожу по атриуму. Не знаю, что на меня нашло. — Боги торгашей. Боги — торгаши.

Их тысячи. Зачем нам столько?!

Если бы был один бог, — всего один! — который не торгуется, не продает свою милость за тарелку молока или за черную курицу… Бог, которого нельзя купить.

Бог, который наказывает и милует без оглядки на дары и приношения.

Бог, которому наплевать, кто ты — богатый или бедный, римлянин или варвар, здоровый или больной…

Бог, который судит по делам и мыслям…

Который… Проклятье, как объяснить?!

Бог, которому не все равно.

Возможно, будь такой бог, я бы верил. Проклятье, Луций! Верил даже не в него… а — верил ему.

Но такого бога нет.

Одни торгаши вокруг.

Юпитер с мошной ростовщика, Юнона в платье шлюхи, Квирин, оценивающий дверной проем, которому покровительствует, в мерах зерна и кувшинах вина…

Нам нужен другой бог.

Который плюнет на горы золота, что принесет к его ногам убийца и ростовщик, и спросит за каждую каплю слез, пролитую проданными в рабство за долги, за каждый миг страданий, что тот принес людям, за каждую искалеченную мать и сестру… за все и за всех.

Нам нужен бог, который строг и жесток. Неподкупный отец семейства.

А не боги, берущие взятки, как последние чиновники.

— Нет, Гай, — говорит Луций. — На самом деле людям нужен добрый бог.

— Добрый?! Не знаю. Мне лично нужен бог, которым я мог бы гордиться. Как гордятся суровым отцом.

Бог, который не продается.

Когда Луций уходит, я все еще пытаюсь понять, что я сейчас сказал.

Бог. Нам нужен бог, который не продается.

Не продается? Правда? Какие мы все-таки мечтатели…

На дорогу перед разведчиками выскакивает варвар. Голый мускулистый торс, штаны. Светлые волосы собраны в узел на затылке.

— Мы вас всех убить! — кричит гем на ломаной латыни. — Вы сдохнуть, римляне! Сдохнуть!

Ага, разбежался, думает оптион.

Холодное утро. Влажный туман стелется над болотными кочками, перетекает из одной ложбинки в другую. Фиолетовые поля вереска простираются от кромки леса до дороги.

Легионеры переглядываются. Оптион поднимает бровь.

— Мы вас… — начинает кричать варвар. И что-то совсем неприличное. Из-за дикого акцента не разобрать. Но — обидно.

— Разрешите? — один из легионеров смотрит на оптиона.

— Давай, — говорит тот. — Только аккуратно.

Легионер усмехается. У него шрам на щеке, светлые глаза полуприкрыты — отчего взгляд кажется надменным.

— Сделаем в лучшем виде, — говорит он развязно.

Легионер расслабленно выходит из строя вперед, подволакивая ноги. Кажется, у него все тело болтается, как хочет.

Варвар продолжает приплясывать. Идиот.

Оптион ждет, легионеры с любопытством наблюдают.

Буки, окружающие вересковую пустошь, тонут корнями в утреннем тумане. Германец высоко задирает ноги. Издевается, гад, думает оптион.

Легионер, послюнявив палец, проверяет направление ветра. Надменные глаза щурятся. На самом деле он все давно рассчитал, просто играет на публику. Варвар все еще кривляется. Он высокий и крикливый. И скорее даже забавный, чем раздражающий.

Оптион ждет.

— Давай, не тяни, — говорит он наконец.

Легионер мгновенно отклоняется назад, занося дротик. Р-раз! Легионер распрямляется. Сейчас он быстрый и четкий, как укол мечом. Легкое, почти небрежное движение. А дротик уже летит. Поднимается в небо по дуге…

Вибрирует на лету. И — исчезает в густой кроне бука.

Германец смеется. Даже отсюда видно, как сверкают его зубы. Показывает пальцем и жестами демонстрирует, что сделает с таким метателем дротиков.

Он так и замирает с открытым ртом. Лицо застывшее. Из уголка губ стекает тонкая струйка крови…

Потому что вылетевший из листвы дротик пробил германца насквозь. Несколько оторванных листьев, кружась, опускаются с дерева…

Всплеск крови.

"Мулы" радостно кричат. Довыпендривался, варвар. Легионер шутовски раскланивается.

Оптион кивает: хорошо.

Германец, как надломленный, опускается на колени. Клонится и падает.