Александр Жулин - Душа убийцы и другие рассказы

Но сейчас все забыто, сейчас Света танцует, одинокая среди многих, впрочем, настолько уж одинокая? Уж ее-то и Гена успел пригласить на пленэр, и вот пожалуйста, душка Филипп!

— Что нужно нам? — хитро щурится электронщик.

Красавица Света оглядывается, что-то мелькает в огромных влажных глазах. Как Гена сказал? Чувствую, тайное бродит вокруг, шелестит и пугает, вижу отражение этого в твоих черных глазах, дай срисую!

— Что нужно нам? — настойчиво восклицает душка Филипп, и партнерша склоняет темную голову. Пышные волосы падают, поясница будто надламывается, движения тела все медленней, все безвольней, вялые руки, как плети, мотаются, крупное тело под печалью вопроса вот-вот рухнет!

Не рухнет!

— Что нужно нам — того не знаем мы! — лихо пускается в пляску Филипп. Руки распахнуты, весь мир обнимают, так славно жить, когда гремит веселая музыка, когда отзывчивы шутливые женщины, когда наготове цитата умудренного германского гения.

А красавица, увлекаемая напористым кавалером, на глазах оживает, в ладонях будто зацыкали маракасы, и все уверенней становятся махи, качания тела упруже, вот лицо, счастливое, запрокинулось, загорается, освещаемое переблесками света, и руки устремляются в Космос, и тело струится…

— Что знаем мы, того для нас не надо! — не унимается душа-электронщик, оборачиваясь

…и попадая на Гену-художника. Как лбом в прозрачную стену! Не откликнулся Гена, посмотрел, топоча, на Филиппа невидящим взглядом, бормотнул что-то под нос, потупился,

…застеснялся? Любка чутко внимает! И тут улавливает неожиданное колыхание. Что, что там?

Красавица-дылда как оступилась. От Любки не утаится ничто! Минуту назад озаренная великой догадкой в отношении дылды и электронщика, она вдруг ощущает тревогу. Что-то такое здесь происходит, утаенное от нее и пикантное!

Забывая о ритме, будничным шагом подходит к скрытному Гене. Что, что он бормотнул? Отчего дылда споткнулась?

Любка передернула плечиком, приглашая Гену включиться.

Гена подвигал тяжелым плечом.

Любка смотрит на Гену и улыбается.

Гена опускает глаза.

Улыбка у Любы неважная. Губы тонкие, синеватые, рот большой, а зубы… Повесить бы на крепком суку любезных друзей стоматологов!

Гена опускает глаза, а Любке кажется — что от смущения перед ней. Ясно же: все мужчины от нее без ума!

Гена таращится бессмысленно светлыми глазками. Ему так противно сегодня. Зачем сюда притащился, не знает и сам, но с утра ему хочется куда-нибудь спрятаться. Забиться в глубокий подвал, запереться там на замок, отсидеться, подальше от воздуха, от пространства, на воздухе плохо ему, вот и пришел в этот каменный дом, где особенно хорошо то, что ставни на окнах глухие, тяжелые.

Последнее время чувство такое, будто вокруг него бродит печальная тень. Все норовит взять его за руку, отвести хочет куда-то. Он выдумал лестницу. Такая высокая, типа пожарной, устремленная в бесконечность, не прислоненная ни к чему. Скрываясь от тени, он лезет по лестнице.

И на фиг ему не нужна была эта женщина, но ее толстый бетонный локоть! Он ухватился за него, как за перила. Он карабкался высоко над землей, держась за перила, а тень слепо бродила внизу, и когда женщина неслышимо бормотала, он машинально поддакивал, но каждый втор его на самом-то деле был следующей перекладиной. А когда посмотрел в небо, когда увидел две злорадные радуги, одна под другой, голова его закружилась, и лестница покачнулась, а внизу — черный ядовитый луг, пламень озера, дикие гривастые кони, он вцепился в спокойные плечи…

И трава оказалась прохладной, и колени оказались прохладными, и нахлынул аромат луговых жизнестойких цветов, аромат здорового женского тела… Все это развеяло страхи, он поспешил, и волна приняла его, податливая и упругая одновременно…

Еще один миг, и остался один.

Что-то еще бормотала, чего-то ждала от него, слов, что ли, каких-то особенных, он честно напрягся и вдруг очутился в том странном мире, где бродит печальная тень, и вновь обнаружил две злорадные радуги, и кони храпели, и озеро полыхало, а в черных кустах его ждали.

— Тс-с! Вот оно, бродит! — шепнул, обмирая от страха, от внезапной надежды, что женщина убережет его, но она лишь глянула удивленно.

Испуганно.

Жутко взглянула она на него. Словно преподнес хрустальный ларец, а из ларца вычервело змеиное жало…

Трам-ба-бу-бах!

Гена вздрагивает, и пялит глаза, и видит вдруг гибкое тело, синюю пасть, жало, спасаясь, кричит: