Александр Жулин - Душа убийцы и другие рассказы

Опасная женщина Люба, нервная, многие норовят от нее подальше держаться, лучше и нам отойти в уголок,

…а вот там-то вы и увидите Иру.

Почти все женщины в джинсах, только полная Ира в облегающем платье и в туфлях на каблуках. В платье фигура у нее привлекательная, но танцует она аккуратно и от этого скучно. Слегка постукивает полноватыми ножками, слегка поводит плечами, однообразно все так, пожалуй, смущенно, словно кажется ей, будто все взгляды обращены на нее, что близко к истине, в сущности.

Нет, разумеется, у каждого здесь свой интерес, каждый в себя углублен, но нет-нет, да кто-нибудь и посмотрит на Иру, и сам не поймет, зачем посмотрел, да вот глянул, и все тут. Ведь вряд ли кто знает, что вчера, когда позировала на фоне заката, тихий Гена-художник получил то, что не успел заслужить. Ира теперь сама не своя, никаких слов о любви не было, он только слушал, она говорила, все о себе, все беды свои излила: вот и муж ушел из семьи, и Славка, четырнадцатилетний балбес, отбился от дома, и на работе кошмарная обстановка, больные капризничают, она, медсестра, на три многолюдных палаты одна, верите ли, от шприца и сегодня руки болят — вот так говорила, говорила она, возбужденная после позирования, а он так отзывчиво слушал (ах, муж ушел! ах, ручки болят, такие крепкие рабочие ручки!) — в общем, размякла и, всегда строгая к этим мужчинам (от этого и одинокая — пошутил информированный электронщик, она же задумалась не на шутку!), как-то так неожиданно уступила.

Итак, танцуют они, гремучая музыка оглушает, ударные бьют наповал, что-то такое дурно визжит, и в трансе танцоры, кровь бурно по сосудам струится, и чем чуднее ломаешь себя, тем интереснее, а рядом и дети резвятся: один головой мотает вверх-вниз, словно мячиком на резинке балуется, другой ногами стучит быстро-быстро, а руки… А руки — так даже в карманах!

Ира аккуратно танцует, несмотря на пламень и лед, которые ее окружают. Сзади жжет Славкин огонь: этот длинноногий узкоплечий зверек с вечера нервничал, во сне вскрикивал, пил воду без счета, в туалет бегал — а знаете, туалет на дворе, метров за пятьдесят от коттеджа, а ночи такие холодные, она извелась, что простудится сын, и что с ним такое? А сейчас танцует, как заведенный, трясет, трясет головой, будто мозги перетряхнуть необходимо ему, а ей кажется: не растрясется — быть дикой выходке, жути какой, и, к несчастью, она проницательна.

Генино охлаждение точит душу. Что о ней теперь думает?

Ира растеряна. Улыбка у нее на лице, но только улыбка эта — обманная, карнавальная. Как-то так все случилось, без слов о любви. И прощаясь, ничего путного не сказал. Какую-то глупость сказал на прощание. «Вот оно! Бродит!» — сказал, и как сдуло его.

И все же хочется верить, что она ему нравится. Пусть самую малость. Художники — туманный народ… И ведь неустроенный, одинокий… Какой-то такой нехудожественный… От «того-этого» она бы его отучила… уколы бы делала… Может, врет, что профессиональный художник? Хорошо, если врет…

А музыка все стучит, надрывается. Однообразие ритмичных движений укачивает, улыбка сходит с лица Иры, размягченного в неясных бликах мигалок, дефекты увядающей кожи размыты. Ира забывает о них и становится непринужденнее и милее.

Сделай сейчас, думает Ира, что-нибудь простое и гадкое, мигом бы надавала крепких пощечин!

И вдруг вздрагивает. Вот оно!

Тощая Любка загадочно вытаращилась. Лыбится!

Что, что такое неправильно сделала?

Ира мигом оглядела себя: нет, платье не мято, и пуговицы застегнуты все до единой. Может, с прической не так что?

Нет! Тут другое.

Посмотрит Любка на Гену-художника и будто поймает будто бы отраженный от него Ирин взгляд, потому что быстро-быстро затем взглянет на Иру. И надувает щеки, сжав губы, точно смех еле удерживает. А теперь вот просто уставилась, глядит Ире в глаза, на одну Иру глядит, только на Иру, тощая вся из себя, лыбится, ух, змеюка!

А музыка все стремительней, танцоры трясутся, притоптывают, перекликаются, одолевая звон, грохот и лязг… Впрочем, звуки еле слышны. Но вот мысли, они придают слову энергию, и пусть плохо слышно, но энергия слова побеждает пространство и шум.

Одуреть можно, как жарко! — весьма энергичная мысль.

От этих «Биттлов» я вымокла! — и эта мысль не менее энергична.

Если ноги нагреты — мозги отдыхают! — какая мощная информация!

Бэ-э-э! — почти что научное обобщение.

Они усыхают!

Нет, испаряются!

Возгоняются!

Ну и ритм!

…Отвернувшись от наглой вертящейся Любки, которая по-прежнему лыбится, Ира бодро поводит плечами, встряхивает головой, изучает выкрутасы душки Филиппа.