Александр Жулин - Душа убийцы и другие рассказы

— Значит, теперь больше не видишь красное ? — вопил Тихон, ломая руку сверх меры, и Кошин извивался, как мог, лягался, стоял насмерть за правое дело, за истину. — Отрешись от шаблона-то!.. Скорость взгляда — константная штука, время — разное на разных высотах, поэтому сверху, из космоса, Земля и кажется выпуклой!

Поглощенный борьбой, Кошин ответить не мог. Революция? Новый Эйнштейн? Черт-те что выкликал Тихон, а Степанов молчал. Философ, благословивший насилие. Апологет Торквемады.

— Убью, Фордыбака! — надсаживался длинный Тихон.

— Имеет право не видеть, — бархатным басом проронил вдруг Степанов. И Торквемада немедленно сник. — Что-то мешает ему. От шаблона отрешиться не может!

Что значит — от шаблона отрешиться не может? Нет, нахальство какое! Скиф! Дикий вождь! Оракул, злодей!

— Не только ваша идея ошибочна, метод — и тот не нов! Метод называется: от обратного! Земля наизнанку — подумаешь, фокус!

— Зависть? — молвил тихо Степанов. Тихон смотрел ему в рот. — Нет, не то. Шаблон, шаблон, почему?

Негодяи! Они обсуждают его, кандидата наук, словно точку на графике! Кошин мелко дрожал. Как пить дать — воспаление легких.

И тут Степанов опустил к Кошину взгляд. И потемнело в глазах. Это был такой сочувственный взгляд, словно Кошин был убогий калека. Слова Степанова текли мимо ушей. Нет, наверное, мимо сердца — так будет точнее. Потому что, слышимые, не проходили.

— Ладно, можешь идти, — Степанов поднял указующую десницу.

И Кошин, дрожащий, но не от холода, и сникший, но не от переживаний, побрел по деревянным мосткам, пружиняще вскидывающим его после каждого шага.

Красная спинка! В конце концов, это могло объясниться каким-либо преломлением света. Или неточностью опыта. Или — просто гипноз. Впрочем, что есть гипноз? Тьфу, дьявол, — думал Кошин, — опять мысли-волны! И в сердце застрял какой-то торчок. Что есть гипноз? Кроме красивого слова — никакой физики!

Тропинка темна. Ночь прохладна, небо призрачно-светлое. И все вверх, вверх, по крутому откосу. Под ногами путалась мелкая дурацкая птаха. Шуганул. Птаха взметнулась, но вскоре вернулась, мешая шагам. Ба, да это — Галкин щегол!

Взял его на руки, дунул на перышки. Теплое тельце дрожало. Сунул за пазуху. И вдруг нащупал записочку. Вытащил, не читая, разорвал в клочья. Если встретимся мыслями…

И тут сделал шаг в сторону, нога поскользнулась, он замер. Стоял на краю обрыва, не смея поднять глаз. Можно и нужно, наверное, для безопасности взглянуть прямо и далеко. И, однако, нельзя. Нельзя потому, что — знал — в колдовской этой светлой ночи, перед ним расстилаясь, море катит свои гладкие волны, а на гребнях их танцует фантазия дикаря. Красная спинка пластины.

Да что это я? — внутри него все возмутилось. Один дремучий балбес обалдел, а меня так трясет! От чего меня так трясет? — спрашивал себя снова и снова, стоя на краю бездны, чернеющей пропасти, покачиваясь и слушая, как громко цокают камушки, ссыпающиеся из-под ног, цокают громко вначале, а потом чуть потише, и реже, и еще более глухо, и вот — еле слышный хлопок о воду.

И безбоязненно наклонился, пытаясь увидеть, куда это сгинули камушки. Упер руки в колени (а брюки мокры, а ладони скользят!) и с наслаждением ощущал прохладную глубину.

А разум сопротивлялся отчаянно. Все это глупость, прочь, иди прочь, нет ничего в чернеющей бездне, и после тебя ничего не останется, никакого такого особого дрожания электронов. И мысли твои, и чувства твои пропадут безвозвратно — плевать! Плевать!

И вдруг из черноты, мрачно манившей своей непознаваемостью, будто проклюнулись белые крошечки. Головки маленьких смеющихся человечечков. Лысые колобки, безбровые круглые личики, серповидные беззубые рты раззявились, хохоча. Шаблонные колобки, миллионы шаблонов.

Мысли его, чувства его, п-с-ст!

Кошин омертвел от этого хохота. И, медленно отклоняясь назад прямым телом, отпрянул, не поднимая глаз на другую опасность — помнил это, — красневшую вдалеке.

Оглушительный хохот, отравляющий свист, омерзительный визг.

Кошин на сцене.

Зал в темноте.

Сцена светла. Солнце на сцене.

Галка! И Генка, и Виктор! Пробились к Кошину за пять минут до начала. А помните, лектор, как было в прошлом году? Генка теребил за рукав, улыбаясь светлее, чем солнце.

А у Галки кольцо золотое. И Виктор таится чуть в стороне.

— Ну да, лектор, ну да, ваша работа! — Генка хохочет. — Только приехали, он ее в ЗАГС потащил!

— Что же вы не звонили? — это хитрющая Галка. Спрашивает, проверяя: искал ли? Забавная девочка.