Грэм Грин - Сила и слава

— Оставьте меня. Я недостоин. Разве вы не видите? Я трус.

Два старых человека стояли на коленях друг против друга среди могил, а маленький гробик лежал в стороне, как забытый повод к этой странной сцене.

Хосе понимал, насколько все это нелепо. Многолетний самоанализ научил его видеть себя таким, каков он есть, — толстым, безобразным, старым и униженным. Казалось, умолк призывный ангельский хор и сменился голосами детей во дворе, еще более визгливыми и гнусными, чем прежде: «Иди спать, Хосе, иди спать!» Он знал, что был во власти непростительного греха — отчаяния.

— «И вот наконец, — читала мать, — настал благословенный день, когда для Хуана кончился период послушничества. О, какой же это был радостный день для его матери и сестер; но также и немного грустный, ибо плоть немощна, и они не могли не испытывать легкой печали в сердце, теряя сыночка и старшего брата. Ах, если бы они знали, что в тот день обретают святого, который будет молиться за них на небесах!»

— А у нас тоже есть такой святой? — спросила младшая девочка с кровати.

— Конечно.

— А зачем им был нужен еще один святой?

Мать продолжала чтение:

— «На следующий день вся семья приняла причастие из рук сына и брата. Потом они нежно простились, — не ведая, что в последний раз — с новым воином Христовым и вернулись домой в Морелос. Уже сгущались тучи, и президент Кальес [17] Плуарко Элиас Кальес (1877–1945) — основатель Национально-революционной партии. Крупный помещик. В 1924–1928 гг. — президент. В его правление происходила гражданская война с католиками-«кристеросами». Возродил в Мексике языческие праздники и поддерживал марионеточную иерархию, отделившуюся от Рима. В 1936 г. выслан из страны. Вернулся в 1941 г., но с тех пор к политической деятельности не возвращался (прим. перев.). внес на обсуждение антикатолические законы во дворце Чапультепек [18] Правительственное здание в Мехико, ныне исторический музей (прим. перев.). . Дьявол был готов обрушиться на бедную Мексику».

— А расстрел скоро будет? — спросил мальчик, ерзая у стены.

— «Хуан, — монотонно продолжала мать, — готовился к предстоящим бедственным дням, всячески умерщвляя свою плоть, и об этом не знал никто, кроме его духовника. Товарищи его ни о чем не подозревали, ибо он, как обычно, оставался душой и сердцем всех веселых бесед, а на празднике основателя Ордена он…»

— Знаю, знаю, — сказал мальчик. — Играл в спектакле.

Девочки изумленно открыли глаза.

— Ну и что ж такого, Луис? — спросила мать, останавливаясь и заложив пальцем страницу запрещенной книги. Он ответил ей угрюмым взглядом. — Ну и что ж такого, Луис? — повторила она. А потом, выждав, продолжала чтение; девочки следили за братом с ужасом и восхищением.

— «Ему разрешили, — читала мать, — поставить маленькую одноактную пьесу, посвященную…»

— Знаю, знаю, — сказал мальчик. — Катакомбам.

Мать, поджав губы, продолжала читать:

— «…посвященную гонениям на первых христиан. Наверное, он вспомнил, как в детстве играл Нерона перед добрым старым епископом. Но теперь он попросил, чтобы ему дали комическую роль — римского продавца рыбы».

— Я не верю ни одному слову, — сказал мальчик с угрюмым раздражением. — Ни одному слову.

— Как ты смеешь?

— Все это слишком глупо.

Девочки оцепенели, глядя на него большими, темными, благочестивыми глазами.

— Ступай к отцу!

— Куда угодно, лишь бы подальше от… этого… этого…

— Скажи ему то, что ты говорил мне!

— …от этого…

— Ступай из комнаты!

Он хлопнул дверью. Отец стоял у зарешеченного окна в гостиной, глядя на улицу. Жуки ударялись о керосиновую лампу и ползали со сломанными крыльями по каменному полу. Мальчик проговорил:

— Мама сказала, чтоб я сказал тебе, что не верю, что книга, которую она читает…

— Какая книга?

— Божественная.

— А, эта! — грустно сказал отец. Прохожих на улице не было. После половины десятого все фонари гасили. — Ты должен понять, — продолжал отец. — Видишь ли. Для нас все кажется конченным. Эта книга напоминает нам детство.

— Она такая глупая!

— Ты не помнишь времени, когда здесь была Церковь. Я был неважным католиком… но она означала… музыку, огни, место, где можно сидеть в прохладе… Ну и для твоей матери это было какое-то занятие. Если бы у нас вместо этого был театр, мы бы не чувствовали себя такими одинокими.

— Но этот Хуан, — сказал мальчик, — выглядит таким дураком…

— Но его убили, не так ли?