Жанна Свет - Математические досуги

Город был приграничным. От того места, где жили мы, до границы было всего пятнадцать километров. У многих наших соседей была родня в Турции, а потому в дождливые ночи то один сосед, то другой ходили навещать родственников, пробираясь виртуозно под самым носом у пограничников и наших, и турецких. Судя по тому, что я это знаю, большой тайны из этих походов никто не делал.

Но иногда случалось что-то очень важное и страшное, среди ночи в дом громко стучали, все просыпались, взрослые шли открывать двери, и в освещенном прямоугольнике дверного проема появлялась фигура рослого пограничника в плащ-палатке — это всегда бывало в дождь — и с автоматом на груди, а позади маячили еще несколько таких же силуэтов. Они проверял паспорта у всех живущих в доме, иногда проходили в комнату и заглядывали под кровати. Я в такие минуты закрывала глаза, но подсматривала за ними в щелочки век.

Извинившись, пограничники уходили. все вместе это означало, что засекли нарушение границы и искали нарушителя.

Та ночь тоже была дождливой. Мы уже спали, когда кто-то забарабанил в стекла веранды и закричал:

— Валя, батоно Валя!

Бабушка, чертыхаясь пошла к окну, и я босиком побежала за ней. Во дворе лил дождь, было темно. Бабушка вглядывалась в черноту двора, силясь понять, кто это ее позвал.

Вдруг человек, стоявший под нашими окнами закричал опять:

— Батоно Валя! Вай ме, вай ме! Что делать будем, как жить будем?!

Бабушка, поняв наконец, кто стоит во дворе, приоткрыла окно и спросила испуганно:

— Что такое, Шалико, что случилось?

— Вай ме, вай ме, Сталин умер!

Прокричав все это, человек, громко причитая, пошел со двора. Это был дядя Шалико, живший напротив нас. Я играла с его рыжим сынишкой Сосо — тезкой Сталина, а в доме рядом жил еще один его тезка, которого все называли Йоськой. С рыжим Сосо и с хозяйкиным сыном Генкой мы ходили воровать мандарины, но это будет позже описываемых событий.

Имя Иосиф было популярно в Грузии, уж и не знаю, почему, из-за религии или в честь вождя.

Бабушка закрыла окно, обнаружила меня — босую — на холодном полу и погнала спать. Лицо у нее было встревоженное.

Они стали шептаться о чем-то с мамой, и под их шепот я уснула.

Тут наблюдается некоторый провал в моих воспоминаниях, потому что я не помню ни траура, ни атмосферы тех дней, а первое воспоминание, связанное со Сталиным, относится к более позднему периоду, когда я уже умела читать, а значит, было мне пять лет.

В детском саду мне задали выучить для утренника стихотворение, из которого я помню только одну строчку: " Мы родились в той стране, где родился Ленин". Но я знала, что поначалу эти стихи звучали иначе.

В те годы Детгиз выпускал для детей большие толстые книги под названием «Круглый год». Это был такой календарь, в котором были табель-календари на каждый месяц, а между ними — листы с рассказами и сказками, стихами и картинками, листами для вырезания деталей, из которых можно было склеить крейсер Варяг, Дюймовочку, летящую на ласточке, дом семьи Ульяновых в Симбирске— и многое другое. Чего только в этих книгах не было! Сведения по разным наукам, игры и головоломки, раскраски и выкройки костюмов для карнавала и самодеятельного театра.

У меня была целая пачка этих фолиантов, доставшаяся мне в наследство от выросшей из них младшей московской тетушки. Кое-что она повырезала сама, но была она, видно, ленивой девочкой, и на мою долю много осталось всякой интересной всячины.

Я обожала эти книги и, то и дело, перечитывала их. В одной из них, кажется, за пятьдесят первый год, было напечатано заданное мне стихотворение, где о Ленине даже не вспоминали, а было написано вовсе: «Мы родились в той стране, где родился Сталин». Я запомнила этот шедевр поэтического творчества, потому что, читая в первый раз, спросила бабушку, почему так написано, ведь я родилась в Киеве, а Сталин в Гори — разве это одна страна? Бабушка объяснила мне, что имеется в виду СССР. Я объяснением удовлетворилась, убожество это почему-то застряло у меня в голове, и я решила, что воспитательницы ошиблись, когда переписывали стихи на бумажку, чтобы дать ее мне, а потому на прослушивании прочла правильный вариант.

Имя Сталина уже не было священным. Уже что-то было сказано вслух, но съезд еще не прошел. Тем не менее, я знала, что устраиваю провокацию, и с интересом ждала реакции воспитателей. Громко и с выражением прочла я крамольные строчки и умолкла в наступившей тишине. Воспитательницы беспомощно смотрели на меня — я и сейчас вижу, как они переглянулись, после чего одна из них сказала мне, чтобы я читала тот вариант, который дали мне они.