Жанна Свет: Куба — любовь моя

В детстве я была ненормально начитанна для своего возраста. Была я тогда в чтении абсолютно всеядна, а родители не слишком следили за ассортиментом. Книг в доме было гораздо больше, чем еды и одежды, я вот до сих пор не определилась с оценкой этого положения: компенсировало ли одно другое или нет. Умом понимаю, что, вроде — нет, а сердце безоговорочно принимает такой status quo. Вследствие этого перекоса, я была самым молодым (если не сказать — маленьким) членом школьного литературного кружка. Там были только старшеклассники (а честнее сказать — старшеклассницы) и я — малявка. Но что делать, если я прочла все те книги, что и они, а некоторые, из прочитанных мной, они еще (!) не читали?! Я ведь мало того, стихи писала, тем самым, становясь, как бы, старше этих половозрелых дев, потому что они были только читателями, а я, почти как чукча, еще и писателем, коллегой Гоголя, Лермонтова… Это я тогда так ощущала. Надо сказать, что тогдашняя моя наглость поулетучилась с течением жизни, а жаль: с нею жилось мне гораздо легче. Держалась я в обществе своих взрослых и, как мне казалось тогда, не слишком молодых и умных, коллег свободно, на равных с ними, что их смешило и раздражало одновременно.

Есть в Азербайджане поселок Набрань. Райское место. Берег Каспийского моря. Песчаный пляж, лес, замечательный воздух, яблочная столица республики и место пикников. Тогда не говорили «пикник», говорили — «поход»: «Давай, да? в поход в Набрань поедем. Шашлык сделаем, погуляем, да?».

Стало известно, что в Набрани живет бабка, которая была знакома с самим Толстым. Ее отец, вроде бы, служил привратником в Ясной Поляне. И в недрах масс родилась идея поехать к этой бабульке — послушать, чего она такое помнит про Льва Николаевича. А тут как раз один из младших классов собрался в Набрани сбор отряда проводить — такая завуалированная форма организации детям отдыха на лоне природы в середине учебной недели. Не прогулы, ни в коем случае, что вы! Идеологическое мероприятие! Все всё это слишком хорошо понимали, даже сами дети — вот что ужасно! В год пришествия Горбачева никакого крушения никакой идеологии не произошло, как это случилось с нашими старшими братьями в пятьдесят шестом: нечему было крушиться — мы были безыдейны и циничны с детства. Я имею в виду тех, кто жил на Кавказе. Тот суррогат, та советская власть, которая там существовала, сильно отличалась от российской. И дети тоже.

Шефы школы — завод синтетического каучука — уже выделили автобус для этого оздоровительно-идеологического вояжа, заказывать автобус за деньги было глупо — кто ж платить будет? А потому решили, что этот везунчик-класс и будет делегатом к бабке, а от кружка поедет кто-нибудь один ( больше свободных мест в автобусе не предвиделось). Ясное дело, выбрали меня, а кого же еще? Учиха пионерчиков была несказанно рада: она голову сломала, придумывая тему поездки, и вдруг такая удача! Такая тема! Комар носу не подточит. Она ж, бедная, должна была в плане воспитательной работы указать тему сбора, и тему идеологически выдержанную, а не какое-нибудь там « любование осенней природой»! Это для японцев хорошо — учить детей восхищению красотой, а нашим детям нужно вбить в головы…Что это я? Все и так знали, знают и будут еще какое-то время знать, что именно вбивали нам в головы — с каким успехом, вот вопрос.

Наступил этот день. Мы погрузились в автобус с " носиком ", как я называла такие автобусы в детстве — те, что имели форму башмака и долгое время еще ползали по сельскому захолустью, обслуживали не слишком богатые предприятия, рычали, фырчали и воняли бензиновой гарью, но держались, несмотря на старость. День был замечательный, солнечный и тихий, а жители Апшерона — все, от мала до велика — умели ценить тихие дни. Ветры нас обдували такие, что казалось: весь город сейчас поднимется в воздух и унесется вместе с потоками взбесившегося воздуха. Но сегодня нам повезло. Было тихо, нас ждала интересная поездка, приключение, в своем роде, еда на природе — зачем я это объясняю? С малышами ехали их учиха и две мамы, которые не слишком были довольны, что им навязали незнакомого ребенка, но я смирно сидела у окна, как всегда, отключенная от окружающего, в голове крутились какие-то отдельные строчки, а я — кошкой в засаде — подкарауливала момент, когда они объединятся, сольются в общем ритме, и можно будет записать очередное стихотворение, подражательное, хилое, глупое, но — мое.