Джеймс Джойс - Собрание ранней прозы

Эдмонд Двайер Грей (1845–1888) — сын Джона Грея.

… свечки я исключаю! — Этот мотив восходит уже к Джону Джойсу. Станни Джойс в своем дневнике (который читался братом) и позднее в «Стороже брату моему» описывает эпизод из жизни отца, прямо соотносящийся с рассказом. Он пишет, что около 1902 г. (время действия рассказа) приятели Джойса-старшего Мэтью Кейн (прототип Мартина Каннингема), Бойд и Ченс (прототип Маккоя) уговорили его вместе с ними совершить говение в иезуитской церкви на Гардинер-стрит. Два вечера Джон Джойс ходил на проповедь и возвращался весьма сильно пьяным, второй раз его доставил домой Ченс. Когда же встал вопрос о том, чтобы наутро идти к причастию, он заявил, в точности как мистер Кернан в рассказе, что согласен проделать «всю эту штуку», но — «только никаких свечек!».

«Ибо сыны века…» — В изложении проповеди отца Борделла немало элементов иронии и язвительной насмешки в адрес иезуитского приспособленчества к мирским интересам. Финал же рассказа вносит излюбленную Джойсом кольцевую структуру: он дает понять, что название рассказа, «Grace», должно скорее быть понято не в церковном, а в самом мирском смысле: английское grace значит также «отсрочка платы по векселю».

К последнему и главному рассказу цикла также относится криптическое указание автора, что идею рассказа подсказал Анатоль Франс. Мне кажется очень вероятной разгадка этого указания, предложенная Р. Эллманном. В новелле Франса «Прокуратор Иудеи» Понтий Пилат на склоне лет предается в беседе с другом воспоминаниям о днях своей службы в Иудее. У каждого читателя возникает ожидание, когда же в этих воспоминаниях появится человек, сделавший имя прокуратора бессмертным в истории. Но он не появляется; и в конце новеллы на вопрос друга, не помнит ли он некоего Иисуса из Назарета, прокуратор отвечает: не припоминаю такого. Новеллу, ее читательское восприятие, формирует отсутствующий Иисус: прием весьма в духе Джойса! и, если еще учесть названия рассказов, вполне можно согласиться с Эллманном, что в значительной мере «День плюща» формирует отсутствующий, скончавшийся Парнелл, а «Мертвых» — мертвый Майкл Фьюри.

Ключевой сюжетный элемент и ключевой мотив ревности к мертвому, тесных отношений, продолжающих связывать воедино живых и мертвых, пришли из биографии автора. Как поведала ему жена, Нора Барнакл, в ее ранние годы, когда она жила на западе страны, в Голуэе, за нею ухаживал юноша Майкл Бодкин, который вскоре, однако, заболел туберкулезом и был прикован к постели. Узнав, что Нора собирается уезжать в Дублин, он в проливной дождь тайком выбрался из больницы и достиг ее дома, он хотел с нею попрощаться и спеть для нее в саду под деревом. Через небольшое время, будучи уже в Дублине, Нора узнала о его смерти (как выяснили не столь давно, Майкл Бодкин умер 11 февраля 1900 г., будучи двадцати лет; Норе было тогда шестнадцать). При своем посещении Голуэя в 1912 г. Джойс совершил поездку к его могиле.

Центральный образ Габриэла Конроя автобиографичен далеко не в одном этом эпизоде. В большой мере Джойс наделил героя своими эмоциями, особенно в его отношении к жене (напротив, в отношении к себе самому они расходятся — будущий классик был уверен в себе и не мучим комплексом неполноценности). У Габриэла те же занятия, что у его автора: он пишет рецензии, преподает язык; у него та же прическа, отчасти та же наружность. Цитата из его письма Грете в конце рассказа — из письма Джойса к Норе. И так далее. Однако отдельные черты взяты у друга Джойса, Константина Каррена, а некоторые — и у отца автора: так, Джон Джойс в больших застольях родственников непревзойденно разрезал гуся и говорил речи; Станни указывает, что речь Габриэла весьма в стиле речей их отца. В целом же, как заключает Эллманн, «Габриэл создан главным образом из Каррена, отца Джойса и самого Джойса». Имя его отсылает к названию романа Ф. Брет-Гарта «Габриэл Конрой» (1876) и, возможно, также предполагает библейские коннотации. Образ жены героя несет явственные черты Норы — важнее, чем происхождение с Запада, их сближает глубокая цельность и естественность. Из жизни автора и «три грации» Дублина, хозяйки дома на Ашер-Айленд, равно как и сам дом. В этом доме, куда семья Джойсов не раз являлась на праздничные застолья, жили двоюродные бабки Джойса, миссис Лайонс и миссис Калланан (превращенные в двух мисс Моркан), а также дочка последней, Мэри-Элин (ставшая Мэри-Джейн). Из круга личных и семейных знакомых — прототипы нескольких малых персонажей.