Эйнар Карасон - Шторм

Пожалуй, только когда он уехал, ну, в смысле, Шторм, мы осознали, насколько он был важен для нашей компании. Сразу стало ясно, как много он делал для нас. Конечно, это из-за квартиры — его подвала. Мы с Иси, и Солмунд, и Колбейн, и остальные, это у нас был как бы общий дом, и хотя от Шторма меньше всего можно было ожидать, что он придумает или сделает что-то особенное — он все же необразованный и читал мало, да и родители у него странные, — он отлично вписался. У него был тонкий музыкальным вкус, он сыпал меткими замечаниями и хорошими анекдотами. Отличался редкой гостеприимностью, каждому был рад, а после того, как он привел в дом свою телку, стало и того лучше. Он лишь кричал: «Стеффа! Принеси то! Принеси это!» И она послушно приносила. Конечно, разговоры в основном вели мы, то есть остальные, ну, разумеется, я, и Колбейн, конечно, когда прибился к нашей компании, у него были такие четкие и ясные взгляды, он очень много прочитал, и опыт у него большой. Сначала он не очень доверял Эйвинду. «У него вообще хоть что-нибудь в голове есть?» — «Да полно всякого», — отвечал я. «Чего, например?» — не унимался Колбейн. Я и сказал: «Ну, он все о войнах знает». А когда они встретились в следующий раз, Колбейн с ходу взялся расспрашивать:

«Как звали любимого архитектора Гитлера?» — «Альберт Шпеер», — спокойно ответил Шторм. «Как звали адмирала, которого фюрер считал своим преемником?» — «Дёниц», — сказал тот не моргнув глазом. «Ну, это знают и те, кто ничего не знает. А скажи-ка мне: как звали немецкого военачальника, который брал Крым и Севастополь, а позже был назначен вывести Шестую армию из окружения под Сталинградом?» И Шторм с ледяным спокойствием ответил: «Ты про фельдмаршала Эриха фон Манштейна?» И тогда-то в душе Колбейна проснулось уважение. Такой знаток не может быть полным болваном!

Но окончательно мы оценили его важность, только когда он уехал. Вот незадача! Переехал куда-то далеко, туда, где рабочий скот упивается своим мещанством и никто ни в чем не смыслит. А? Бедный Шторм. И мы бедные, потеряли такой общий дом. Мы вдвоем, я да Иси, пошли помочь ему красить. Гостиная была какая-то коричневая. Оранжевый аксминстерский ковер во всю комнату. Пытались спасти, что могли. Да еще и предки жены сверху. Измученные трудяги. Спустился мужик, водопроводчик или типа того, толстый и сутулый, с одышкой. Мы тут же нарекли его Быком. «Это что такое? — спросил он. — Хотите все черно-белым сделать?» — «Послушай, мил-человек! — сказал я Быку. — Господи, can’t you hear my heartbeat [2] Разве не слышишь биение моего сердца ( англ. ) — Разве не знаешь, что мир черно-белый еще стоит?» Он уставился на меня, разинув рот. Как баран на новые ворота! А потом к Шторму поворачивается: «Что он сказал?» — «Да так, срифмовал тут немного!» — пояснил я. Оценив ситуацию, решил не лезть на рожон. Ведь Шторму-то нужно где-то жить. Рожать детей и все такое. В общем, не стал выпендриваться…

Но сам он не стеснялся потешаться над стариками. Делал все, что в голову взбредет. А иначе и невозможно было. А мы там частенько бывали, всей компанией. Не каждый вечер, конечно, но по выходным мы постоянно устраивали там вечеринки. И на неделе тоже, если вдруг хотелось опрокинуть пару стаканчиков. Своего тестя он иначе как Быком не называл. Даже при Стефании не стеснялся. Да и ей, как я понимаю, было все равно. Я вообще не заметил, чтобы у нее было собственное мнение хоть о чем-нибудь. «А там наверху живут Богиня и Бык? — спросил как-то Кольбейн. — Помнишь, у Кристманна?» [3] Имеется в виду роман исландского писателя Кристманна Гудмундссона «Богиня и бык». Нет, тещу он называл Норной. Например, когда нам был нужен сахар, Шторм говорил: «Стеффа, сгоняй наверх, посмотри, нет ли у Норны сахару». Разумеется, она беспрекословно подчинялась. А еще он безжалостно пародировал Быка. И это было нечто. У него потрясающий талант передразнивать. И хотя популярные исландские пародии — самое убогое зрелище на свете, когда Шторм копировал Быка, это было дико забавно. Я и не воспроизведу. Но это был полный отпад. «Эй-инд!» Как-то так. Обессилев от смеха, мы иногда позволяли ему позвать причину нашего веселья. The real thing! [4] Здесь: Это просто нечто! ( англ. ) И вот он выходит на лестницу. Я уж не помню, как его звали, Торольв или как еще. «Эй, Торольв?!» — орал он. Через некоторое время слышались шаги, Бык спускался и кричал в ответ: «Эй-инд?! Эй-инд?! Ты меня звал?» Мы в комнате, за закрытой дверью, просто впадали в экстаз. Выли от хохота. Эйвинд возвращался к нам. А мужик, поднимаясь к себе, бормотал: «Я этого Эй-инда совсем не понимаю, он вечно пьян».