Джаннетт Уоллс: Серебряная звезда

На следующий день после уроков, я поспешила домой. Я училась в шестом классе начальной школы, а Лиз была новичком в средней школе, так что я всегда первой приходила домой. Мама говорила нам, что Марк ездит на желтом «Триумфе», но единственной машиной, которая стояла в этот день перед бунгало, был наш старый «Дарт». Когда я вошла в дом, то увидела маму сидящей на полу в окружении беспорядочно разбросанных книг, пластинок и листов нотной бумаги. Похоже было, что мама плакала.

– Что случилось? – спросила я.

– Он уехал.

– То есть?

– Мы поругались, я говорила тебе, что он бывает в дурном настроении. – Завлекая Марка в Лост-Лейк, объясняла мама, она сказала ему, что мы с Лиз переночуем у друзей. Как только он приехал, мама объяснила, что планы изменились и мы с Лиз после школы явимся домой. Марк взорвался. Заявил, что чувствует себя обманутым и пойманным в ловушку, и вылетел из дома.

– Что за дурак, – сказала я.

– Он не дурак. Он вспыльчивый. Байронический тип. И я – его собственность.

– Тогда Марк вернется.

– Не знаю, – сказала мама. – Он сказал, что уезжает на свою виллу в Италию.

– У Марка есть вилла в Италии?

– На самом деле вилла не его. Виллой владеет его друг, кинопродюсер, но он позволяет Марку пользоваться ею.

– Уау, – сказала я. Маме всегда хотелось побывать в Италии, и вот есть парень, который может полететь туда, когда бы ему ни захотелось. Если не обращать внимания на тот факт, что Марк Паркер не желал встретиться со мной и Лиз, в нем было все, чего мама всегда искала в мужчине.

– Я хочу, чтобы мы ему понравились, – сказала я. – Но он слишком хорош, чтобы это было правдой.

– Что ты хочешь сказать? – Мама вздернула плечи и уставилась на меня. – Думаешь, я все это выдумала?

– Ой, нет, ни секунды не думала, – сказала я. – Выдумать бойфренда – это надо быть совсем чокнутой.

Как только эти слова сорвались у меня с языка, меня осенило, что мама и правда все это выдумала. У меня внезапно залило жаром лицо, будто я увидела маму голой. Мы смотрели друг на друга, и я сообразила, что она может подумать, что я понимаю, что она все выдумала.

– Ты у меня получишь! – крикнула мама. Она начала вопить, припоминая все, что сделала для меня и Лиз, как трудно ей бороться, сколь многим она пожертвовала, какие мы неблагодарные паразиты. Я пыталась успокоить маму, но от этого она еще больше злилась. Она вообще не должна была иметь детей, продолжала мама, особенно меня, я была ошибкой. Ради нас она забросила свою жизнь и карьеру, а мы совсем этого не ценим.

– Я просто не могу оставаться здесь! – крикнула мама. – Я должна уехать!

Я размышляла, что можно сказать, чтобы смягчить ситуацию, но тут мама схватила свою большую сумку с дивана и выбежала, хлопнув дверью. Я слышала, как она завела «Дарт» и уехала. И в бунгало стало тихо. Только нежно позвякивали под ветром мамины колокольчики.

Я покормила Фидо, маленькую черепаху, которую мама купила в магазине «Вулворт», когда не позволила мне иметь собаку. Затем свернулась клубочком в мамином лиловом кресле с бабочками – в том, в котором она любила сидеть, когда сочиняла музыку. Я поглядывала в окно, подогнув под себя ноги, поглаживая голову Фидо указательным пальцем и ожидая, когда Лиз придет домой из школы.

Сказать по правде, у мамы был вспыльчивый характер, и, когда все вокруг становилось непреодолимым, она раздражалась и злилась. Обычно это быстро проходило, и мы продолжали жить так, будто ничего не случилось. В этот раз все было по-другому. Мама сказала такое, чего прежде никогда не говорила, как, например, то, что я была ошибкой. И все дела, связанные с Марком Паркером, казались таинственными, как в приключенческом фильме. Я ждала Лиз, чтобы она помогла разобраться в ситуации.

Сестра могла найти смысл во всем, в чем угодно. Уж так работали ее мозги. Лиз была талантливой и красивой, и, самое главное, очень сообразительной. Я говорю все это не только потому, что она моя сестра. Познакомьтесь с ней, и вы сами поймете. Она высокая и стройная, с бледной кожей и длинными рыжими вьющимися волосами. Мама всегда называла ее красавицей прерафаэлитов, отчего Лиз, вытаращив глаза, возражала, что это никуда не годится, она не жила сто лет тому назад в дни прерафаэлитов.

Лиз была одним из тех людей, от которых у взрослых, особенно учителей, отвисала челюсть. Они говорили про Лиз «вундеркинд», «не по годам развитая», «одаренная». Лиз знала такое, чего другие люди не знали – например, кто такие эти прерафаэлиты, – потому что она очень много читала. Также она могла делать сложные математические вычисления без карандаша и бумаги, разгадывать сложные загадки и говорить слова в обратном порядке – так, Марк Паркер у нее назывался Крам Рекрап. Она любила анаграммы, где в словах переставлялись буквы, чтобы создать другие слова, «фарш» переделывался в «шарф», а «картина» в «натирка». Еще Лиз любила непроизвольные перестановки слов, и когда вы собирались сказать «город Рим», то вместо этого говорили «дорог Мир», или когда «серп кОсит» превращалось в «перс косИт» и вместо «кот пищал» становилось «ток щипал». Она также была прекрасным игроком в скрабл.