Алексей Егоренков - Земля точка небо

— Зачем нужно убивать…

— Эй, ты что, — Фернандес перебил меня. — Нихера я никого не убивал. Он весело на меня уставился, а я сидел, рисуя пальцем узоры на мраморе и чувствуя себя дураком.

— А… ты уверен?

— На сто децибел! Я ж не маньяк, как некоторые. Или ты забыл? Я вспомнил и покраснел. «Убивать — это тупо. Лучше забрать одну руку, одну ногу…»

— Почку, легкое и глаз! — радостно объявил Вернадский. Он захохотал и схватил меня за манжету. Сиденье накренилось, и я чуть не грохнулся, но Фернандес удержал меня и пинком выровнял табурет.

— Да, реально прикольно тогда сидели, — он глянул в потолок и затянулся, стремительно высасывая тонкую сигарету. — Помнишь Нечто? Он сунул окурок в пепельницу и закупорил ее ладонью.

— Короче, где-то в мае сидели тут с ним. Он принес какого-то порошка, я открыл барчик, хорошо кайфуем, я говорю, фак, это планетарная катастрофа. Зверья всё больше, хавчика меньше, ресурсам яйца, короче, — Фернандес отцепил висевший над стойкой винный бокал и перегнулся через бар. Он позвенел бутылками под баром и вынырнул, прихватив угловатый пузырек абсента. Наполнив бокал до краев, Вернандский пригнулся и шумно отхлебнул, не касаясь его руками.

— И что? — спросил я, когда надоело ждать.

— А! Ну, — очнулся Фернандес. — Нечто сразу такой, война нужна, убивать их некому, поголовье не сокращается, хули. Но меня, прикинь, повело что-то на добрые дела, я говорю — зачем так. Просто они многого не знают. Их надо пере… — он присосался к бокалу и отпил его на треть. Я сидел и молчал, пытаясь угадать продолжение.

— Надо переучивать, — хрипло закончил Фернандес, проглотив абсент. — Я говорю такой: если бы кто-то поймал одного из них и наглядно показал ему, как херово и стыдно жить бараном, вот это было бы кайфово.

— И вы пошли на улицу пытать людей? — у меня сладенько защекотало под желудком.

— Каких людей! Животных, — сказал Вернадский, плеснув в рот остатки зеленой жидкости. — Именно для начала самых наглых и жирненьких. Типа самых довольных, понял. Он хитро глянул на меня, зажав ножку пустого бокала между пальцев и вращая его, как монету. Я пожевал сухие губы, тряхнул головой и спросил:

— Ну и как? Помогает?

— Ты прикинь! — Фернандес кивнул, широко распахнув глаза. Потом зажмурился и глухо заговорил, поворачивая бокал в тонких пальцах. — Честно, я тогда спал херово. Полтора года не мог уснуть. Он сжал губы.

— За окном всё то же. Каждый день. И в клубе то же самое, в сортире то же говно. Телки все одинаковые. Веришь, я жил как в ловушке. Грохнув бокал на стойку, Вернадский спрятал нос между ладоней. Минута прошла в молчании. Потом я осторожно кивнул.

— Ничего, — сказал я. — Со мной тоже такое бывало. Хочется сорваться, но лучше просто… Фернандес хрюкнул. Я осекся и уставился на него. Вернадский продержался еще секунду, снова фыркнул между пальцев, и вдруг расхохотался. Совсем потеряв нить, я сидел и хмуро молчал, а он всё визжал и смеялся, барабаня руками по стойке.

— Чувак, — выдавил Фернандес. — Нет, ты реально стареешь, блин, я тебя развел под такую драму ! О-о, я не могу спать. Мне херово! Он трагически взвыл и снова зашелся в истерике.

— Нет, ты факин точно потерял форму.

— Значит, с тобой все в порядке? — спросил я, пытаясь не впутываться.

— Да ты гонишь! Конечно. Столько всего клевого, — теперь Вернадский смотрел на меня по-дружески внимательно. — Слушай, а вообще, ты реально постарел. Знаешь, чего. Поехали ночью с нами.

Заценишь, как круто быть человеком.

— Вы — это психоделы?

— Нет, бля, я — не психодел. Меня пси-транс кумарит. Один пердеж на скорость. Мокрой резиной по стеклу. Это всё Нечто, баран тупой.

Сегодня возьми с собой его телку, завтра ее подружку, послезавтра друзей подружки, а через месяц они ходят в униформе и все слушают одну музыку. Встречайте новое стадо. Короче, не знаю. Я дал идею, а она просто развивается. Сама по себе. Но убийства…

— Да никто не убивает. Ну редко, из самозащиты, это ведь норм. Но пытки… эти паяльные лампы…

— Что за паяльные лампы? — Фернандес вынул что-то из кармана и чиркнул зажигалкой. Коротко полыхнуло грязное пламя.

— Освежитель, — он потряс цветным баллончиком. — Обычный дезик. Я молчал. Вернадский наблюдал за мной с выжидательной гримасой.

Потом уселся рядом и закурил сигарету. Время шло, и его азарт испарялся.

— Да ладно, — сказал Фернандес, нарушив молчание. — Ну что? Скажи мне, в чем я неправ? Не знаю. В чем-то.