Алексей Егоренков - Земля точка небо

— Еще скажи, что ты сама не боишься, — сказала Катька.

— Если честно, — сказала Лиза. — Меня сейчас больше пугают люди. Она вспомнила утренние лица, раздутые от припасенного возмущения.

Мятые, как сизые гениталии. Верующие старухи трясут кулаками, стараясь доплюнуть ей под ноги из-за спин охраны. Молодые люди смотрят и молчат. Заросшие, бородатые, с бровями разной высоты. На всех черные футболки. Черепа, кресты и купола. Христос или смерть.

Вера или печь .

— Да ладно, — Катька цокнула языком. — Ты как всегда. Безбожно всё драматизируешь. Они зовут ее «лже-спасительницей» и «лже-психологом». Каждое утро привозят розовый манекен, наряженный в подражание Элизе, и жгут его горелками на стоянке у дома.

— Что-что, а змеи лучше, — сказала Лиза.

— Да брось, — Катька осторожно махнула рукой, стараясь не коснуться полок. — Никто же не делает ничего реально для тебя опасного. Нельзя же запретить десяти придуркам портить манекены…

— Десяти придуркам? — Лиза нечаянно задела какую-то штангу, и вокруг сразу поднялась возня. Сбавив тон, Лиза повторила. — Десяти придуркам? Ты шутишь? Это же повсюду! Раньше Элизу мусолили только в сети и желтых изданиях. А теперь везде: по телевизору, на радио, в забегаловках и кухнях, по всей стране: едва кто-то поминал Элизу Фрейд, как сразу находился умник с пространным суждением. Элиза Фрейд то, Элиза Фрейд сё. И кстати, дело совсем не в религии. Но согласитесь, она не вправе оспаривать нашу духовность и насаждать эти чуждые нам, да и попросту варварские обычаи и взгляды. Жидовка хренова , — соглашались люди попроще. У всех будто открылись глаза. Элиза Фрейд, повторяли они. Элиза — Фрейд . Как же мы не замечали раньше?

— Главное, не понимаю, откуда эта агрессивная религиозность. Этот весь антисемитизм.

— Ой, прошу тебя, нет там никакого антисемитизма, — сказала Катька. — Ты не понимаешь. Это просто контекст.

— Какой еще «контекст»?

— Ну как же. Представь как ты позлила эту категорию, в конечном итоге. Они все живут в дерьме, носятся с каким-то дерьмом, выглядят как дерьмо… а ты известная, красивая, ездишь на своем «Лексусе», у тебя охрана вон, деньги. Трахаешься с кем и как хочешь…

— Ни с кем я не трахаюсь! — Лизе уже плевать было на змей, да и на обслугу, если здесь кто-то остался. — Я вообще, между прочим, больше года не трахалась. Крыша скоро поедет…

— Не важно, не важно, — Катька затрясла челкой. — Им-то откуда это знать? И конечно — это я тебе гарантирую — куча народу на твоей стороне. Они просто молчат, как всегда. Сама знаешь, как оно со славой, по большому счету. Кто станет утруждаться, хвалить? А с говном смешать, это да, это всегда пожалуйста. Желающих море.

— Ну и кто на моей стороне?

— Да все, у кого мозги есть. Я на твоей стороне. И студия тоже.

— Угу, как же, — Лиза поморщилась. — Бергалиева мне не сказала ни слова. Они вообще меня избегают сейчас.

— Ну и что? Деньги платят? Машину не забрали? Охрану к тебе приставили? Я же говорю — все за тебя.

— Но нельзя же молчать! Когда кругом фашисты, в открытую…

— Какие фашисты? Ну какие фашисты? Эти, что ли? Твое сборище плешивых дегенератов? Тоже мне, высшая раса. Я понимаю, были бы молодые, типа, блондины, арийцы там. А это клоуны просто, вот и плевать на них всем. И ты наплюй.

— Я бы и плевала. Если бы не паяльные лампы.

— К черту лампы. Я бы на твоем месте лучше о юристах позаботилась.

— Это еще зачем?

— Да, в общем, — Катька впервые замялась. — Вдруг начнется политика.

— Что за политика?

— Молодежная. Ты скажи, ты вообще не еврейка, да? Ни грамма?

— Блин.

— Нет, серьезно.

— Моя бабушка встречалась с одесситом, — хмуро ответила Лиза. — Это считается?

— Э… м-м… нет, наверное нет. И у тебя что, никаких связей? — допрашивала Катька.

— Каких «связей»? — Лиза окончательно запуталась.

— Ну в этой, в иудейской общине. В каких-нибудь организациях? Чтобы тебя прикрыли?

— От чего прикрыли? Хватит вилять, говори уже.

— Да в общем, в конечном итоге, — Катька облокотилась на сетку, но опомнилась и стала прямо. — Кое-что назревает там. Рассказывали на государственном. Лиза молча уставилась ей в лицо.

— Ну, в общем, — сказала Катька, опять теребя сетку. И снова замялась. В ячейке что-то заворочалось и подняло голову: бледный грибок с треугольной шляпкой, зачеркнутой крест-накрест — X.

21 мая 2005 года

Мобильник снова дернулся и пополз на край стола. Он знал, кто звонит. И догадывался, почему. В последнее время у Макса выработался дар неприятного предвидения. Каждый раз, поднимая трубку или открывая рабочий почтовый ящик, Максим кожей ощущал, что сейчас будет. Хотя бы примерно. И от этого приторного чувства его тошнило Макс поднял трубку.