Ион Агырбичану - «Архангелы»

Стоило студентам оказаться в вихре кружащихся пар, как послышались припевки. Уклоняясь от развевающихся перед ними юбок, они хлопали в ладоши и выкрикивали один одну строчку, другой — другую:

И танцующие, и те, кто еще сидел за столами, приняли их криками: «Браво! Давай еще!»

Чтобы посмотреть на певцов, люди поднимались на ноги, кое-кто даже влез на стул. Со всех сторон неслись одобрительные крики. Лэицэ ухмылялся, его смычок тоже отплясывал лихой танец. Воодушевленные всеобщим одобрением студенты одну за другой выкрикивали припевки.

Казалось, танцующих подхватил новый смерч. Все кружились в бешеном вихре. Лавки и стулья постепенно пустели, и вскоре широкий круг, отведенный для танцев, стал уже тесен. В огромной пестрой карусели взвихрялись бесчисленные водовороты, завивались бесконечные колокола юбок. Под восторженные выклики студенты подхватили по девушке и тоже принялись отплясывать «царину». Припевки стали звучать реже.

Вслед за студентами со всех сторон стали выкрикивать припевки парни и взрослые. Но у рудокопов запас их скоро иссяк, и снова стали слышны только голоса студентов.

Время от времени возле длинного стола Иосифа Родяна появлялись то Прункул, то Унгурян, чтобы, прищелкивая пальцами, осушить стакан вина. Прункул подошел, напевая:

Появился толстый Унгурян с раскрасневшимся лунообразным лицом. Родян, громко смеясь, наполнил стаканы. Старик Поплэчан, лукаво подтолкнув обоих, захихикал. Его «э-э-э» звучало дольше, чем обычно.

За столом снова остались одни мужчины. Женщины во главе с Мариной Родян отправились посмотреть вблизи, как веселится толпа, как танцует молодежь.

Время от времени подбегали к столу и Гица с Эленуцей. Но девушку тут же приглашали на танцы деревенские парни, кто-нибудь из господ, женихи ее сестер. Не приглашал ее только Войку. С неизменно счастливым выражением лица он сидел возле старого Поплэчана и подливал вино в стаканы. Он не умел танцевать «царину», а когда заиграли «хору», не успел открыть рта, как Эленуцу подхватил Гица.

Эленуца танцевала с упоением, ей казалось, что все происходит во сне. Танцуя «хору», она заметила Василе Мурэшану и кивком головы поприветствовала его. Танцующие внутри хоровода постоянно менялись партнершами. Настала очередь и Эленуцы, и здесь, в середине круга, образованного медленно раскачивающимися парнями и девушками, ее рука соединилась с рукой Василе. От этого прикосновения по телу девушки пробежала странная дрожь. Ничего подобного она не испытывала, когда подавала руку, здороваясь с молодым человеком. Ей представилось, что этот трепет и есть счастье, та самая радость, которая исходила от окружавших ее людей и растворена была в воздухе. Трепет этот словно бы проник в нее не от рукопожатия юноши, а прямо из светлого облака, обволакивающего ее.

Сразу же после «хоры» Василе пригласил Эленуцу на «царину». Она с радостью приняла приглашение и протянула ему руку.

— Книжка, которую вы мне прислали, просто замечательная! — быстро проговорила Эленуца.

— Правда? Вам нравится? — переспросил Василе. И вдруг понял, что стоящая перед ним барышня совсем не та девушка, о которой он столько мечтал и кому собирался подарить книжку. Он был потрясен, неожиданно вспомнив, где он все-таки с ней познакомился: эта барышня зажгла его свечку в страстную пятницу.

— Да, очень, — подтвердила девушка. — Я в ней нашла много нового, о чем и не подозревала.

Семинарист уже не смущался, как тогда возле церкви. Однако слова домнишоары Родян напомнили ему о сделанной надписи, и, сочтя их намеком и уже обо всем сожалея, Василе не знал, как отвечать Эленуце.

— Мне понравилось, что все рассказы там добрые.

Василе оживился.

— Да, да, — подхватил он, — книжка очень чистая. Прочитав ее, чувствуешь какой-то полет. Становишься лучше. Это верно, очень верно.