Но рудокопы, трудившиеся на «Архангелах», возчики, доставлявшие с прииска камень, и рабочие на толчеях Иосифа Родяна разом оживились, услышав обнадеживающую весть.
И на следующий день во дворе Иосифа Родяна шла все та же лихорадочная работа, как и всегда.
Управляющий уже в город не ездил, всячески избегал письмоводителя Попеску и отца Мурэшану и ни свет ни заря был на прииске или наблюдал за толчеями возле дома.
О развлечениях в городе управляющий больше не помышлял. Он был уверен, что новая галерея принесет ему богатство, однако нередко ощущал на сердце давящую тяжесть. Неколебимая изначальная вера его в старую штольню рухнула, и на ее месте открылась глубокая и мрачная бездна, заполнить которую он ничем не мог. Сколько бы радужных планов ни вспыхивало над ней огоньками, они освещали лишь края этой пропасти, а со дна ее, как из подземной пещеры, поднималось леденящее дыхание. Казалось, в бездне его души затаился молчаливый враг, который только изредка тяжело там ворочался, но избавиться от него не было никакой возможности. Когда порою управляющий вспоминал о своих долгах двум банкам, на него словно обрушивалась ледяная вода горного водопада. Он не желал об этом помнить, но постоянно чувствовал, что долг этот давит на него все сильнее, преследует его неотступно и черная бездна в его душе день ото дня становится все мрачней. Иосиф Родян не хотел себе признаваться, что именно страх перед долгом мешает ему ездить в город.
Как ни старался управляющий быть веселым и доброжелательным, чаще всего он был мрачен и молчалив. А когда вспоминал то раннее утро, штейгера Иларие и дорогу, по которой мчался до дома, прииск и штольню, врезавшуюся в старинную выработку, сердце у него замирало от ужаса.
Была у него и еще причина для непокоя — жена его, Марина, давно уже разучившаяся улыбаться, сделалась еще нервнее, вздрагивала от каждого его грубого слова, вздыхала по ночам, не спала и что ни утро поднималась все бледнее и болезненней. После того как она поняла, что Иосиф будет прокладывать новую галерею, в ней угнездилась какая-то безнадежность. Управляющий замечал, что Марина все чаще задерживается перед иконами и ночами, думая, что муж спит, выбирается из постели и часами стоит на коленях перед образом, тревожа ночную тишь тяжкими вздохами. Иосиф Родян кипел, задыхался от злобы и шипел: «Дура баба! Выпрашивает золото у икон! Сумасшедшая дура баба!» Он пытался заснуть, но не мог.
Вздохи жены нагоняли на него страх, и, что самое странное, он не мог решиться и приказать ей лечь спать. Наоборот, он тихо поворачивался в постели, боясь, как бы Марина не заметила, что он знает, что она делает.
Мало-помалу и рудокопы на прииске, и штейгеры, и сторожа, и рабочие при толчеях после первого отчаяния и первого воодушевления стали впадать в уныние. Все стали куда молчаливей, раздражительней, скоры на брань и на ссору. Лица с каждым днем делались все мрачнее. Все, казалось, страдают от упадка сил, которые высасывает канувшее в пустоту сокровище, завладевшее людьми более властно, чем окружающая их реальность. Чудилось, что и в воздухе плавает что-то тяжелое, гнетущее, и нередко можно было слышать, как горестно вздыхают рабочие при толчеях, рудокопы и возчики.
— Где там… Разве такое будет, как бывало…
Для всех, кто только был связан с «Архангелами», наиболее устрашающим выглядело исчезновение буквально за три недели всех громадных завалов золотоносной руды, которые высились на прииске. И произошло это вовсе не потому, что управляющий и его компаньоны наняли больше, чем обычно, телег и вьючных лошадей, а по той простой причине, что из новой галереи выход золотоносной руды был в десять раз меньше, чем из старой штольни, да и та, которая там была, тоже кончалась. Правда, во дворе Иосифа Родяна еще высились громадные кучи, но для опытного рудокопа нет ничего более удручающего, чем жалкие кучки руды на прииске вместо навалов, которых хватило бы не на одну сотню телег. Вокруг «Архангелов» стало пусто, и в самом воздухе, казалось, висел запах запустения. Мрачнее всех были сторожа, которые бродили между скудных кучек, не обмолвясь порой за целый день ни единым словом.
Иосиф Родян каждый день бывал на «Архангелах», но новая руда вовсе не была такой хорошей, какой показалась вначале. Порода была все та же — темно-серая, но золота в ней сегодня было немножко больше, завтра меньше, послезавтра еще меньше, а потом вдруг количество его увеличилось и застыло на уровне первой пробы.
Читать дальше