Василе Мурэшану опасливо взглянул на профессора. Он знал его привычку подшучивать.
— Я не смеюсь, — улыбнулся отец Марин. — Имеется четыре прекрасных прихода, которые осенью будут выставлены на конкурс. Мне было бы приятней, если бы ты подождал года два-три, но в конце-то концов, если положение критическое, не умирать же человеку. Правильно, юноша? Значит, тебе нужен хороший приход?
— Если это возможно…
— И разрешение на рукоположение?
— Смею просить об этом.
— Что ж, попытаемся сделать это возможным! — твердо произнес профессор. — Только, как будущий священник, ты не должен отступать ни перед какими трудностями. Не допускай, чтобы неудачи в жизни делали тебя несчастным. Не забывай, что мы призваны служить жизни вечной.
Семинаристу эта речь вовсе не была так уж по нраву, потому что ничего определенного отец Марин не обещал, и он ерзал на стуле, не зная, как вынудить домнула профессора прямо ответить на его вопросы.
— Домнул профессор, — начал было Василе и осекся.
— Увы, быть тебе несчастным, ибо всем ты недоволен, — насмешливо воскликнул профессор. — Что тебе еще нужно?
— Я хотел бы знать…
— Ох, мошенник, ты хочешь знать, можешь ли свататься? Ну, чего молчишь? Можешь, дорогой. У нас кругом нехватка. Нужно восемнадцать священников, а семинарию окончило только четырнадцать. Понятно? И в сан тебя рукоположат, и приход получишь, конечно, не самый богатый, но уж и не самый плохой. Теперь ты доволен?
— Я вам очень признателен, домнул профессор! — пробормотал счастливый семинарист.
— Меня благодарить нечего, я не умирал восемнадцать раз, чтобы освободить восемнадцать приходов. А скажи-ка мне: твои родители одобряют тот шаг, который ты собираешься предпринять?
— Конечно! — поспешил заверить семинарист, не замечая, что говорит неправду: просто-напросто позабыв, что еще не говорил с родителями. Счастье его и надежда были столь велики, что он не сомневался: все для него возможно и все разрешится положительно.
Семинарист Василе Мурэшану вернулся в Вэлень в наилучшем расположении духа. Родителям он с воодушевлением рассказал, как успешно сдали экзамен оба его однокурсника. Сестрам купил по паре красивых сережек. Младшему брату подарил книжку о Робинзоне Крузо. А с Эленуцей они решили, что в ближайшие три дня Василе попросит ее руки у управляющего «Архангелов».
Насколько серьезно обсуждали они всяческие мелочи, настолько самое важное, говоря по правде, решали очертя голову. На жизнь они смотрели еще по-детски, хотя нисколько не сомневались в своей «взрослости». Происходило это, очевидно, потому, что они и в самом деле были еще детьми — но, может быть, и любовь заставляла их потерять чувство реальности.
Однако Иосиф Родян обошелся весьма жестоко с их полудетскими мечтаньями.
На третий день после поездки в город семинарист выбрал час, когда в доме был только управляющий, и постучался у дверей. Василе хотел, чтобы ни одна душа, даже Эленуца, не знала о его посещении.
Служанка провела семинариста по коридору и, оставив возле кабинета, сама вошла в комнату.
— Пусть войдет! — раздался грубый голос управляющего.
— Пожалуйте! — распахнула дверь служанка и торопливо сбежала вниз по лестнице.
Василе вошел; управляющий медленно встал из-за стола, за которым что-то писал. Лицо его было куда мрачнее обычного. Насмешливая ухмылка затаилась в уголках рта.
— Здравствуйте, домнул управляющий, — произнес Василе и застыл, сделав несколько шагов. Он был смертельно бледен, хотя глаза его горели.
— Имею честь приветствовать тебя, домнул теолог. Чем обязан особой честью, какую оказываешь мне? — не скрывая сарказма, спросил Родян.
Юноша взглянул на него, и ему стало не по себе: великан смотрел на него с откровенной и грубой издевкой. Василе уже решил не говорить ничего и немедленно откланяться. Но тут же взял себя в руки.
— Возможно, вас удивит, домнул управляющий, то, что я вам скажу.
— Ни в коем случае. Соизволь говорить. Не в моих обычаях удивляться по пустякам!
— Я был бы счастлив, если бы вы соизволили отдать мне в жены домнишоару Эленуцу, — четко и бесстрастно отчеканил семинарист.
Ни один мускул не дрогнул на лице управляющего. Он стоял, широко расставив ноги и смотря прямо перед собой.
— Повтори-ка еще раз! — коротко, каким-то змеиным голосом приказал он.
Семинарист изумленно замер.
— Вы не слышали? — выдавил он из себя.
— Слышал, как не слышать! Да вроде ослышался, — пренебрежительно процедил управляющий. — Речь, как я понимаю, о Нуце идет. А Нуца не моя дочь и не домнишоара, служит она у нас, тебя ко мне проводила.
Читать дальше