Брук Дэвис - Потерять и найти

Автобус мчался вперед, а мимо проносились деревья, кусты и дома. Дорога была длинной и прямой, и казалось, что в самом конце она срывается в пропасть, уходит в небо, в космос, во Вселенную, во что-то, в ничто и во всё.

Трава блестела в солнечном свете, и небо было красным, как огонь. И вдруг у Милли заболел живот, заболело все, потому что она вспомнила о кануне Первого дня ожидания. Она села возле Агаты и попыталась мысленно передать маме сообщение.

«Если голова может отрываться и улетать в прошлое, – размышляла Милли, – почему бы ей не полетать и в другие места?»

И она принялась повторять про себя: «ПРОСТИМАМПРОСТИМАМПРОСТИМАМ».

В соседнем ряду мама кормила малыша, а папа над ними суетился. У Милли потянуло в животе. Она посмотрела на Агату.

– А у вас есть семья, Агата Панта?

– Не суй нос, куда не надо!

– А кто самый главный по семьям? – спросила Милли.

– Что? – нахмурилась Агата. – Не знаю. Наверное, правительство.

– А можно самому себе сделать семью, если ты свою потерял?

На.

Всякий.

Пожарный.

– Тебе нельзя! Тебе же четыре года!

– Семь.

– Одно и то же. Ты не сможешь забеременеть!

– Почему?

– У тебя должны начаться… начаться… – Агата сглотнула. – К тебе должен гость прийти. Женский. Женский гость.

– Гость? Из правительства?

– Ну нет, конечно!

– А откуда?

– Ниоткуда!

– А почему тогда гость?

– Так говорят!

– Кто?

Агата шумно вздохнула.

– Сдаюсь! Гость из правительства. Он приходит к тебе домой и делает тебя женщиной!

Разглядывая кормившую ребенка женщину, Милли наклонилась к Агате и прошептала:

– А такие штуковины мне тоже принесут? Я себе такие не хочу.

– Это ты сейчас так говоришь! Сначала не хочешь, потом захочешь, а когда доживешь до моего возраста и они станут длиннющими, пожелаешь сдохнуть!

Папа в соседнем ряду склонился над своей женой.

– Можно потише? – прошипел он Агате, приложив палец к губам и кивнув на младенца.

– Нет! – крикнула Агата.

– Эй! – отозвался водитель автобуса. – Сбавьте там громкость!

Агата откинулась на сиденье и скрестила руки на груди. Милли принялась барабанить пальцами по подлокотнику.

– А кем вы хотели стать, когда вырастете? – шепотом спросила она у Агаты.

– Какая разница? – шепотом крикнула Агата.

– Мне интересно.

– Ладно! Я хотела стать высокой! И счастливой! Хотела стать медсестрой! Хотела набор винных бокалов! Не каких-нибудь там королевских, но хороших! И все! Разве это много? Но ничем я не стала! Ничего не получила! Потому что сам ты ничего не решаешь! Все решает жизнь!

– А вы хотели замуж?

– Никто не хочет замуж! Но все всё равно выходят!

Милли беспокойно заерзала на сиденье. Водитель автобуса посмотрел на них в зеркало.

– А вы и ваш муж сильно-пресильно друг друга любили? – шепотом поинтересовалась Милли.

– Что еще за вопросы, приставучка?

– Вы будете моей Четвертой точкой? – спросила девочка.

– Что? – выкрикнула Агата.

– Ш-ш-ш! – зашипел папа.

– Ладно-ладно, – сказала Агата и кивнула на Милли. – Если что, это она сумасшедшая.

В мире есть куча разных слов, но это вовсе не значит, что все их можно говорить. Это правило нигде не записано, но все о нем откуда-то знают. Все, кроме Милли. Какие-то слова говорить можно, а какие-то нельзя – и все тут!

Вот, к примеру, то, что совершенно точно никому нельзя говорить:

– И насколько вы жирный?

– А у вас в штанах член?

– Какие похороны вы хотите, когда умрете?

Как-то вечером, когда мама, ползая на коленях, мыла пол в ванной, Милли спросила:

– Мам, а какие ты хочешь похороны, когда умрешь?

Мама выпрямилась так резко, будто кто-то потянул ее за волосы. Милли отступила на шаг.

– Сегодня в школе лопнул шарик, Джордж испугался и заплакал, а Клэр засмеялась. А все остальные просто удивились. И я хочу, чтобы у меня на похоронах тоже все так удивились. Чтобы сердце у всех забилось быстро и чтобы все вспомнили, что оно еще бьется. Поэтому я хочу, чтобы ты взяла шарик, и чтобы папа взял шарик, и чтобы вы их в разное время лопнули.

Мама не отвечала.

– Ладно? – прибавила Милли.

– Иди к себе, – наконец сказала та.

Милли послушно пошла в свою комнату и села на ковер. Потом пальцами рисовала на нем узоры, лежала, свесив голову с кровати, и смотрела на перевернутый мир за окном. И все в этом мире казалось каким-то свободным…

Когда в комнату вошел папа, Милли разглядывала свои узоры на ковре – крошечные дорожки для крошечных людей.