Марсель Эме - Ящик незнакомца. Наезжающей камерой

— Тот учитель, что нанял Марьюшку себе в горничные?

— О! Я вам уже рассказывала?

— Да нет. Вы несколько раз начинали, но потом переходили на другое.

— Тогда слушайте. Учителя этого звали Пантелей Колышкин, и у него были такие глаза… А у нее, у Марьюшки, было красивое лицо, но она никогда не улыбалась, всегда смотрела зло, и такая была она крупная, такая сильная, что мужчины боялись с ней говорить, и, может быть, поэтому-то она и смотрела так зло. Я помню, как учитель встретился с ней в нашей лавке, чтобы договориться о работе. Марьюшка стирала наше белье во дворе. И вот она входит: руки растопыренные, красные, мокрые. Учитель такой робкий и ниже ее ростом посмотрел на Марьюшку, и глаза его запылали, а она потупилась, и он спросил, согласна ли она приходить к нему убирать каждый день в пять часов вечера. Она сказала, что согласна. А надо вам сказать, что муж Марьюшки оказался в плену в Австрии и никогда ей не писал, потому что не умел писать. У них был мальчик двенадцати лет, Володя, дурачок. Однажды вечером он захотел есть, поднялся к учителю и с площадки позвал свою мать. А Марьюшка вышла и столкнула его с лестницы, своего собственного ребенка, крикнув ему: «Пошел вон, свиное отродье». Назавтра, когда она пришла к нам стирать белье, мама спросила у нее, как ей работается у учителя. А Марьюшка отвернулась, на мать не глядит и отвечает ей: «Марья Степановна, вы не желаете, чтоб я стирала вам и мыла полы, ну так я уйду». Четыре дня подряд Марьюшка ходила прибирать у учителя, а соседи все следили и видели, что она уходит от него в десять часов вечера, и они говорили, что это, мол, позор для всей улицы. И вот, слушайте, на пятый день Марьюшка пришла, как всегда, в пять часов. А тогда вдруг наступила прямо летняя жара. Александра Гавриловна, старая тетка булочника, которая поднялась к себе прилечь на минутку, подошла к окошку подышать свежим воздухом. Да вдруг как закричит. На другой стороне улицы, в третьем этаже, в окне показался учитель, руками размахивает, а сзади подбежала Марьюшка, схватила его за шею своими ручищами и задушила его. Он подергался, язык высунул — и конец. А Марьюшка, я и не должна бы это говорить, но скажу — расстегнула платье и прижала его голову вместе с высунутым языком к своей большой груди, такой, как сейчас модно. Вот так умер Пантелей Колышкин, маленький тихий учитель с большим пристяжным воротничком.

— Ну и кино, но почему же она его задушила? — спросила Валерия.

— Она узнала, что у него есть еще женщина.

Валерия встала и, заметив, что нельзя же так всерьез ко всему относиться, пошла на кухню. Соня обратилась ко мне, понизив голос:

— Ох! Володя, мне так стыдно. Татьяна попросила меня зайти к вам и сказать, что она возвращается через две недели. Она хочет, чтобы вы приходили к ней.

— Да конечно же. С удовольствием.

Соня несколько мгновений молча смотрела на меня, как бы желая убедиться, что я понял смысл ее слов. Успокоившись, она жалобно вздохнула:

— Татьяна меня беспрестанно терзает. Да, вот еще. Я перед вами заходила к бедному Жюлю Бувийону. Он мне рассказал, что сжег рукопись, и это его так опечалило. Столько лет труда. Он дал мне честное слово, что доказал — Бог есть. Возможно ли это, Володя?

— Да, это правда, Бог есть.

— О! Я всегда сомневалась, но надеялась. Люди так хотят надеяться.

Переживая за дочь, переживая за саму себя, Соня расплакалась. К счастью, Бог быстро выскочил у нее из головы. Она начала рассказывать о бездельнике Родионе, который довел свою мать до нищенства, но сумел жениться на очень богатой невесте после того, как украл где-то икону и банку варенья.

Венчание состоялось в церкви Сент-Оноре д’Эйло. В круг основных гостей вошли семеро крупных заправил тяжелой промышленности, пятеро дворян, один министр и два генерала. Для свадебного путешествия молодые выбрали Египет, где и пробыли два месяца, по истечении которых оказались на улице Спонтини на обеде у родителей молодой жены, где всего собралось восемь человек. Комната была пустой, из мебели — только стол и стулья. Стены цвета холодильника — голые, только на самой длинной из них в уголке висела крошечная картина, на которой было изображено блюдечко с тремя вишенками на нем. Чувствовалось, что все это стоит бешеных денег. Мсье Ласкен, тесть, пятидесяти лет, с лысым черепом, со здоровым цветом лица, узкими седыми усами, по виду человек способный, изысканный, серьезный профессионал, смотрел на своего зятя со смущением, будто не совсем узнавал его, и боролся со внезапным ослаблением памяти, которое он связывал с головной болью, внезапно появившейся в начале обеда. Вот о чем он думал, и не без напряжения: «Красивый парень, пышет здоровьем, зубы неплохие, хорошо воспитан, имеет какой-то диплом, владелец сталелитейных заводов Ленуара, за ним стоит группа… нет, группы нет… Достоинств много. Короче, прекрасная партия и недорого мне обошлась, поскольку часть приданного находится в обороте на моих заводах. Мне кажется… Ну, то есть… красивый парень, пышет здоровьем, зубы неплохие…»