Тибор Фишер - Путешествие на край комнаты

Но это не люди; это подделки. Потому что внутри у них – пустота. То, что случилось тогда в кинотеатре, не имело ко мне ни малейшего отношения. Это были издержки трудного детства. Это как будто кто-то ушел из дома и не выключил воду, а соседям снизу, которых заливает, приходится страдать за чужую забывчивость и безалаберность. Потому что после определенного возраста ты уже никогда не научишься быть человеком; ты можешь пытаться, ты можешь стараться – но у тебя все равно ничего не получится. Детей надо учить говорить спасибо. Это один из важнейших уроков в жизни. Мы все умеем говорить спасибо, но этому нас научили. Мы все можем вырасти и повзрослеть, но надо, чтобы нас научили как. Конечно, есть люди, которые сами справляются, без подсказок, – но таких очень мало.

И как все-таки отличить настоящего человека от ненастоящего? Это трудно. Я считаю, что нет лучшей проверки, чем проверка ожиданием. Когда кто-то ждет тебя на улице под дождем, в холод, даже в жару – полчаса, час, потому что ты обещала прийти.

Информация бывает полезной и бесполезной. «Там в заборе есть дырка, и можно сбежать» – это полезная информация. «За углом продают апельсины в два раза дешевле» – это полезная информация. Но «вот вам несколько полезных советов, как покупать апельсины и сбегать из чужих дворов» – это информация бесполезная.

– Почему ты все время твердишь, что ты Оушен? – спросил кучерявый.

– Потому что я Оушен. – А счастье было так близко. Солнце приятственно грело кожу. Главное – отрешиться от этого недоумка. Тем более что он, кажется, замолчал.

К сожалению, ненадолго.

– Знаешь, что лучше всего на свете? – спросил он. Он ждал, что сейчас я скажу, что не знаю, и попрошу меня просветить. Но я ничего не сказала.

– Поход в кино.

Он был уверен, что я спрошу почему. Но я не спросила.

– Если тебе это нравится, то пойти в кино – это лучше всего на свете.

– Как мало тебе надо для счастья. – И кто меня за язык тянул?

– Нет. Для счастья мне надо много. Просто если тебе в удовольствие сходить в кино, это значит, что ты умеешь получить удовольствие от всего. Потому что если тебе в удовольствие ходить в кино, это значит, что ты обрел внутреннее равновесие и живешь в мире с собой. Умиротворение – это главное.

Я демонстративно закрыла глаза. Блаженная тишина не продлилась и двух минут.

– А знаешь, что самое грустное? Хочешь скажу? – спросил он.

Я решила избрать предельно прямой подход:

– Нет.

– Грустные истории в книгах, это когда падает самолет, и там сидят два пилота, и у них только один парашют. Но по-настоящему грустно, когда у них пять парашютов, но ни тот, ни другой не успевают выпрыгнуть вовремя, потому что отчаянно спорят друг с другом.

– А из-за чего они спорят?

– Да из-за всего. «Ты взял самый лучший парашют». «Держи самолет, пока я буду прыгать». «Я всегда тебя ненавидел». «Ты должен был проследить, чтобы бак был полным». И так далее, и так далее. Вот это по-настоящему грустно. А когда я говорил про умиротворение, я имел в виду не расслабень после хорошего секса.

Я загораю, повторяла я про себя. Я просто лежу, загораю. И вообще с людьми надо ладить. Все говорят, что с людьми надо ладить.

– Хочу тебе кое в чем признаться.

Он ждал, что сейчас я спрошу, в чем признаться. Но я не спросила.

– Моя девушка работала в частном доме, au pair [работать за стол и кров (фр.)]. А я работал упаковщиком на товарном складе. Ты сама никогда не работала на товарном складе? Проходишь десять шагов, берешь какую-нибудь хреновину. Потом – десять шагов обратно, к упаковочному столу. Упаковываешь хреновину, лепишь к ней этикетку, и она отправляется восвояси. Потом проходишь двенадцать шагов, берешь очередную хреновину, возвращаешься к упаковочному столу, упаковываешь товар, лепишь к нему этикетку, и он отправляется восвояси. Потом идешь за следующей хреновиной. Иногда надо пройти шагов тридцать-сорок. Там у нас были ребята, которые проработали упаковщиками лет семь-восемь. Мы там ржали над самыми идиотскими анекдотами. Потому что уже через полчаса после начала смены все умирали от скуки. Мне казалось, я точно рехнусь. И платили гроши. На еду еле-еле хватало, не говоря уже обо всем остальном.

А моя подруга и вовсе работала au pair одной богатой тетки. Она готовила, убирала и служила живой охранной сигнализацией. Типа дом сторожила. А дом был – не дом, а какая-то крепость: решетки на окнах, сигнализация – чуть ли не в каждой комнате, укрепленные стены с расчетом на танковую атаку. И собаки… интересно, откуда берутся такие собаки? Не всякий лев может похвастать такими размерами. А уж свирепые – страшное дело. Если опять же про львов, то я видел львов добродушнее. Просто не псы, а чудовища. Я бы вот не решился связаться с такой собачкой, даже будь у меня пистолет. Потому что в такую зверюгу стреляй хоть в упор, а ей хоть бы хны… то есть я не стрелял, но почему-то мне так представляется…